2010 A.D. Роман-газета

хотел бы. Тем не менее когда сон ушел и я сообразил, что лицом зарываюсь не в волосы семиклассницы, а всего лишь в собственный пахнущий грязью и дымом рюкзак, то ощущение было – будто меня лишили чего-то хорошего. Того, что не должно было проходить мимо. Открывать глаза после этого мне совсем не хотелось.

4

Утром в запутанных коридорах аэропорта я отыскал кофейню «Starbucks». Бармен сказал, что сомалийские деньги не примет ни по какому курсу, зато если я стану платить в долларах, то сдачу он выдаст тоже в долларах. Эспрессо был обжигающим. За столиками вокруг сидели женщины в паранджах. В голове еще вертелся кусочек сна. Я подумал, что, может быть, так, в виде тощей недоцелованной девочки, мое подсознание показывает родину, на которую я возвращаюсь?

Потом объявили посадку. Лететь предстояло больше пяти часов. Рейс выполняла смешная арабская авиакомпания. Стюардессы носили платки-хиджабы, а когда пассажирам показывали ролик на тему, что делать в экстренных ситуациях, то главным героем там был небритый тип в длинной белой арабской рубахе и вязаной мусульманской шапочке.

Я сел ближе к иллюминатору. Облаков снизу почти не было. Мир выглядел как карта себя самого. Можно было разглядеть побережье Средиземного моря и Кавказ. Я бывал чуть ли не в каждом государстве, над которым мы пролетали. Но совсем этим не гордился. За последние три с половиной года я подробно осмотрел чертову прорву мест, о существовании которых нормальный человек даже и не подозревает. Зато все, что связано с жизнью дома, я пропустил. Не видел ни одной громкой киноновинки. Не послушал ни одного модного шлягера. Не участвовал в выборах президента, не следил ни за одним скандалом и был не в курсе того, о чем сегодня принято говорить в приличном обществе. Мимо прошла целая эпоха. Впрочем, теперь, когда вернусь, все, наверное, получится наверстать.

Какое-то время я дремал, а когда проснулся, самолет уже начал снижаться. Я выглянул в иллюминатор. Облаков там по-прежнему не было. Осень в этом году была ясной. Мир можно было рассмотреть во всех подробностях. Самолет развернулся, поверхность планеты непривычно изогнулась, а потом снизу мелькнуло первое облачко. А еще пару минут спустя облачков стало так много, что земля впервые за весь полет перестала быть видной. Мы подлетали к Петербургу, и, разумеется, над моим собственным городом стояли тучи.

Рядом сидел толстый русский мужчина. Навалившись мне на плечо, он тоже посмотрел в окно. По лицу соседа было видно: ему тучи тоже не нравятся. Чем ниже мы спускались, тем темнее было снаружи. А когда самолет подрулил к зданию аэропорта, то оказалось, что в городе идет довольно сильный дождь. Было слышно, как в обшивку самолета стучатся капли. Этот звук означал: предыдущая жизнь окончена. Я вернулся домой.

5

Потом был паспортный контроль, переполненная маршрутка, жесткие плечи пассажиров метро, самые длинные секунды в мире (они отделяли момент, когда я нажал на кнопку звонка, от момента, когда жена открыла дверь и обняла меня), кофе на кухне, который мы заварили, но заболтались и так и не стали пить. А потом я сказал, что иду в ванную. На пять минут залезу в воду, побреюсь, и мы заварим еще по чашке, ладно?

Ванная за время моего отсутствия почти не изменилась. Даже бутылочки с шампунями стояли, похоже, в том же порядке, что и когда я уезжал. Я разделся, залез в воду, закурил. Стал понемногу вспоминать, как выглядит мир, в котором теперь стану жить.

Жена приоткрыла дверь и спросила:

– Принести чего-нибудь?

– Нет. Я же на пять минут.

– Совсем ничего? Новую бритву?

– Здесь есть.

Я знал этот ее взгляд. Я женат почти семь лет и отлично знаю этот взгляд. Почему-то чаще всего это происходит в ванной. Каждый раз, возвращаясь из своей Африки, я хочу дождаться ночи, но все равно первый раз это происходит в ванне, куда я залезаю всего на пять минут.

(В школе я сидел на предпоследней парте. Возле самого окна. А девочка, волосы которой пахли горько, сидела почти в самом начале и плюс ближе к двери. Она была круглой отличницей, и в глазах одноклассников это здорово повышало ее котировки. Сейчас мне будет, наверное, трудно это объяснить, но тогда, двадцать лет назад, такой взгляд на вещи казался само собой разумеющимся. Девочки-отличницы ценились выше, чем троечницы. Если бы мой первый поцелуй состоялся с девочкой попроще, то чем тут было и гордиться? А так – я начал с самого громкого аккорда. Иногда на уроках я теперь смотрел на ее старательный затылок и не мог поверить, что эта девочка в такой аккуратно отглаженной школьной форме действительно сама вытягивала губы, чтобы поцеловать мне лицо.

После того вечера у приятеля мы вовсе не стали встречаться или что-нибудь в этом роде. Я не пробовал приглашать ее в кино или носить ей портфель. Мы даже ни разу толком не поговорили. Несколько раз я пытался представить, как подхожу к ней… первым заговариваю… мы куда-то идем… Выглядело это крайне неправдоподобно. Пару раз на переменах я оказывался рядом с ней и тогда чувствовал горький запах ее шампуня. Хотя сегодня я иногда думаю, что эту деталь я все-таки придумал позже. Вряд ли я на таком расстоянии мог чувствовать этот запах, ведь советские шампуни если и пахли, то очень слабо.)

– Встань.

– Хорошо. Сейчас. Вот так?

– Да.

Она на минутку заглядывала ко мне в ванную, чтобы спросить, не нужно ли чего-нибудь принести. Но, заболтавшись, забывала, что заскочила на минутку. Она заходила внутрь, садилась на корточки рядом с ванной, опускала руки ко мне в воду. Она случайно натыкалась пальцами на мое тело… пальцы были нежные… не прекращая говорить, она гладила меня по коже, а потом все-таки просила встать. И я вставал. Не договорив фразы до конца, она впервые касалась меня… снизу вверх смотрела на меня, а потом все-таки закрывала глаза. И я тоже их закрывал. Не знаю, почему все это происходило не в постели и не ночью, а в ванной всего через несколько минут после того, как я приезжал домой.

(Полтора года спустя приятель снова пригласил меня в гости. Школу мы давно закончили. Да и Кузьмина ни он, ни я больше не слушали. Перешли на совсем иных исполнителей. Я в том году не вытаскивал из плейера кассеты с ранними альбомами группы «The Cure», а приятель так и остался на уровне «Depeche Mode», и мне было немного жалко его, как жалеют парней, оставшихся на второй год, когда все остальные перешли в следующий класс.

Я редко видел одноклассников. Они мне не нравились… никто из них не нравился… почти никто. Но тут приятель пригласил меня в гости, и я пришел. Чем теперь заниматься в его квартире, было непонятно. Ведь школу-то все мы уже окончили. И после того вечера с Юлей в моей биографии было много чего. Теперь я отлично знал, как следует продолжать то, что, бывает, начинается с поцелуев в неудобной скрюченной позе на диване. Я носил самые модные джинсы в районе, и довольно часто девичьи пальчики расстегивали непослушные ливайсовские пуговицы на этих джинсах. Но, придя в гости к приятелю, опять оказавшись на этом диване, снова вернувшись в ту историю, которая кончилась для меня навсегда, я понял, что на самом-то деле эта история вряд ли когда-нибудь кончится.

Я походил вдоль полки с кассетами. Ни на одной из них надписи «Динамик» не было. Мне хотелось спросить у приятеля, видит ли он Юлю. Но я не успел спросить, потому что он стал говорить, что приготовил для меня сюрприз: скоро к нему, наверное, заскочит одна телочка… Если ее напоить, она никогда не ломается долго… У них во дворе об этой ее слабости все пацаны знают… Чуть вечеринка, телочку сразу зовут… Нужно дождаться, и она у меня тоже, наверное, пососет… Я чуть не ударил его. Приятель хихикал и продолжал говорить, а я тер друг о дружку вспотевшие ладони и боялся спросить, как зовут эту приятельницу.

Я зажмуривался и видел светлый затылок… и еще искусанные губы… которыми она плотно охватывала чужие члены… многие члены многих парней из двора, в котором я вырос… парни угощали ее, и она соглашалась пососать… никогда не отказывалась… Я думал только об этом, и мне казалось, что я