фас. Месяц назад, когда исчез Гоша. Старик, выходящий из парадной. Еще — третий человек за столиком ресторана вместе с И. А. и М. К. Она чувствовала, что М. К. наблюдает за ней.
— Это — Семенов?
— Как ты догадалась…
— Сам знаешь… Это человек, которого я видела с вами в ресторане.
Про то, что она видела Семенова также у дома И. А. она решила промолчать и принялась листать альбом дальше. И. А. и Семенов у «москвича». Лица Георгия не видно, но слегка сутулый силуэт снова напоминает ей о старике с авоськой в декабрьском дворе. Точно, об этом лучше молчать. М. К. ни о чем не догадается. Информация — один из немногих козырей, которыми можно располагать в этой дурацкой игре. Она снова взяла в руки шлем.
Часов в восемь вечера В. Ф. неожиданно позвонил Саша 1-й.
— Складывается интересная диспозиция, приезжайте. У метро «Петроградская», дом с двумя башнями. Первая парадная, последний этаж.
— А квартира?
— Там всего один звонок, единственная не коммуналка на этаже.
В. Ф. написал записку Т. В., прихватил бутылку армянского коньяка — и поехал. Звонок на двери был не просто единственный — антикварный, с надписью «Прошу звонить». От гостя требовалось повернуть эдакий металлический бантик. Как это бывает часто в старых петербургских домах, в двери зияла замочная скважина, рассчитанная на ключ былинных размеров. Соблазн воспользоваться ею для подглядывания или подслушивания был труднопреодолимым. Голоса, женский профиль в конце коридора… Приближающиеся шаги… В. Ф. поспешно выпрямился. Открыл молодой человек не менее примечательной внешности, чем Саша 1-й. Его волосы были более светлыми, цвета спелой пшеницы, но не менее пышными.
Серые насмешливые глаза, пышные усы — он напоминал портрет Марка Твена. Из-за его спины выглядывал Саша 1-й.
— Заходите, — светловолосый посторонился. — Я — Александр.
В. Ф. понял, что это, должно быть, Саша 2-й.
«Диспозиция» внутри мало напоминала обычное застолье. Стол с напитками и закусками у окна, люди, в основном, у стен (комната — большая, метров тридцать), на стульях и по диванам… Избыток мужчин. Джинсы, свитера, бороды. Никакой музыки, только шум разговоров. «Свобода слова», — подумал В. Ф. Ему хотелось напиться. Время от времени кто-нибудь приближался к столу — наполнить бокал или взять бутерброд. В. Ф. подошел тоже. Поставил свой коньяк, взял бокал, налил вина, осмотрелся. Худая девушка в джинсовом комбинезоне сидела в позе лотоса прямо на паркете. Рядом с ней, как дары на языческом алтаре, — наполовину пустая бутылка венгерского вермута, тарелка с бутербродами. К столу подошел Саша 2-й.
— Я слышал, вы фотограф? Я недавно из экспедиции — Камчатка, Курилы — раздолье для фотографа. Жаль — сплошные погранзоны.
— Я бывал на Дальнем Востоке. Действительно, красиво, — согласился В. Ф… Подумал, не упомянуть ли спутниковые снимки, с которыми приходилось работать по заданию Онегина, но отказался от этой мысли — провокация показалась ему слишком грубой. Саша 2-й, по-видимому, решил, что долг вежливости успешно выполнен, и после того, как они обменялись еще несколькими замечаниями по поводу дальневосточной природы, вежливо отдрейфовал в сторону.
Девушка на паркете казалась центром, осью, вокруг которой медленно кружились, перемещаясь по комнате, присутствующие. То и дело к ней кто-нибудь подсаживался на паркет, выпивал рюмку, съедал бутерброд. Иногда подсаживались двое. Оба Саши куда-то ушли, без них с В. Ф. никто пока не завязывал разговора. Он попытался представить себе в подобной компании Гошу. Затем — себя самого на месте Гоши. Что могло бы его заинтересовать, привлечь его внимание? Девушка на паркете? Или разговоры? Выпил еще вина. Более крепких напитков, с их оглушающе-быстрым действием, пить не хотелось. Пытаясь представить себя на месте Гоши, стал внимательнее прислушиваться к разговорам. Шум как источник смысла…
О трудностях перевода. «Я сейчас в основном перевожу с французского. — Трудный язык? — Да уж потруднее английского…»
Гибель Николая Степановича. «Очевидно, дело было сфабриковано. — Ну да, какой-нибудь лейтенант нуждался в повышении».
Рождение Вселенной. «Космологическая константа… космологическая константа… — Да что вы в самом деле, мы просто проецируем собственные фантазии. — Ну да, небо — черный экран Вселенной…»
В поисках туалета В. Ф. вышел в коридор. Удивительно, что такая большая квартира не была коммунальной. В коридор выходило несколько дверей. Из-за одной доносился магнитофонный голос Галича, за другой мучали коротковолновое радио. В одной из комнат он заметил рыжего Юру Литвина, который в свою очередь заметил В. Ф. и отвернулся. Ближайшая к кухне дверь оказалась дверью туалета.
Никодим. Из туалета хорошо был слышен разговор на кухне. «Кто у них Никодим-то в мастерских? Сейчас не знаю, а раньше, говорят, был Семенов. — Гоша, что ли? — Не может быть. Он же с И. А. дружил. — Верно, до определенного момента, а потом И. А. с ним дружить перестал. — И. А. со всеми дружить перестал, когда изыскания вступили в завершающую фазу. — Не верю, Семенов ему детали заказывал. Если б это он был, то Константин Григорьич про дела И. А. все бы знал. А знал бы — остановил. Как там теперь переполошились, ищут. После того как исчез. — Кстати, И. А. не со всеми дружить перестал. После того как с Семеновым поссорился, как раз секретаря завел. — Молодого? — Ну да, этого, как его, Гошу. — Который пропал с И. А.? — Его самого. — Тише. — А что? — Отец его здесь, зачем зря человека тревожить. Все ведь слухи пустые…»
В. Ф. достаточно хорошо владел диссидентским жаргоном, чтобы понимать, что Никодим обозначает стукача, а Константин Григорьевич — КГБ. Все остальное было и так понятно. Вернувшись в гостиную, он налил себе еще вина. Место на паркете рядом с сидящей в позе лотоса девушкой было свободно, и он пристроился к ней.
М. К. подошел к Т. В., помог ей поправить шлем на голове.
— Можем заодно попробовать засечь недотыкомку, о которой ты говорила. На вот, выпей, это увеличивает чувствительность…
Это все неправильно, неправильно, думала Т. В. Она плыла по течению и не находила в себе сил сопротивляться. Этой ночью они перебрались из лаборатории в квартиру М. К. - просторную однокомнатную на проспекте Мориса Тореза. Раньше таких просторных однокомнатных она не видела. Перебрались, якобы, для того, чтобы «просветить критический район поисков под другим углом». Она, конечно, чувствовала, к чему в стремится М. К., но он честно разыгрывал спектакль. На столе у окна стояла какая-то электроника. Непонятно, что — какие-то экраны, верньеры, небольшая вертящаяся антенна. Приборы были включены, антенна вертелась, по экранам бегали зеленоватые кривые. С тех пор, как она надела на голову шлем, перед глазами иногда вспыхивали цветные искры. Настраивая аппаратуру, М. К. одновременно рассказывал ей о своих заграничных впечатлениях… Она слегка отпила через соломинку. Алкоголь, мята, какие-то травы…
— Что тебя больше всего поразило на Западе?
— Трудный вопрос. Западные страны очень разные, в каждой что-то свое.
Напиток, который ей предложил М. К., быстро ударял в голову, однако его действие было легким, веселым. В голове слегка шумело, как будто там лопались пузырьки шампанского. Она вдруг призналась себе, зачем принимает ухаживания М. К., зачем пьет его странные напитки. В глубине души она надеется, что это позволит хоть ненадолго освободиться, забыть о своем долге — во что бы то ни стало искать Гошу. Тем более, что она будто бы ради поисков Гоши это все и делает.
— Когда я первый раз оказался в Штатах, меня там поразила чистота. Удивительная чистота. Сейчас уже не так. Хиппи много. Всюду негры, японцы, мусор. Порнография, — он посмотрел на нее с улыбкой. — Но есть свобода, да. Никто никого не строит. Этого у них не отнимешь.
