парень.
— Стасенька, я вот тут купила тебе телефон…
— Мобильник? Кайф! Хотя вы небось надеетесь держать меня на коротком поводке? Фигушки!
— Сию минуту сядь нормально и сбавь тон! — прикрикнула я на нее. — Ты вздумала командовать тут? Носом еще не вышла!
— Лёка!
— Ничего не Лёка! Ты знаешь, я ненавижу хамство! Мама купила экскурсию на нас двоих…
— Я ее не просила. Вам что, обязательно нужно, чтобы я помирала с тоски? Посмотрите налево — там один козел построил то-то, посмотрите направо, там дом одной знаменитой козы… Очень интересно! И у меня день пропадет, и тебе, Лёка, я весь кайф сломаю. Оно вам надо? Ну все, я спать пошла.
— Стасенька, а ты есть не хочешь?
— Не-а! Мы ужинали в «Тони Ромасе». Я наелась до потери пульса! Кстати, советую сходить, вкуснотища!
И она побежала вверх по лестнице, оставив туфли посреди гостиной.
— Мама, что это? Она всегда такая? — испуганным шепотом спросила Ариадна.
— Да нет, только в последнее время. Но знаешь, в чем-то она права. Пусть не едет завтра с нами. Что называется, себе дороже. А ты про этого Симона что-то знаешь? Он не наркоман?
— Нет, он приличный парень из приличной семьи, учится в Принстоне. Господи, мамочка, какой я груз на тебя взвалила… Когда я уезжала, она была такая милая…
— Ребенку нужна мать, и никакая бабушка ее не заменит, особенно учитывая, что мать жива… Скажи мне, почему ты ни разу не приехала? Как я поняла, ты за эти годы повидала мир…
Она вспыхнула, потом побелела, губы задрожали.
— Я не могла… я боялась…
— Чего ты боялась?
— Что меня не выпустят обратно… Что ты мне не позволишь… Я не знаю, мама, прости меня, пожалуйста, прости! Мне все казалось, что в Москву я еще успею… Да ты вспомни, из какой Москвы я уезжала… Грязь, пустые полки, крысы по помойкам и подъездам… А ГУМ? А «Детский мир»? Как вспомню эти очереди, и толкучку вокруг… Ужас! А тут я попала в другое измерение.
— И тебе сразу отшибло мозги, да?
— Знаешь, наверное, да… Я просто без ужаса не могла подумать о возвращении… Думаешь, я не понимаю, как виновата перед вами? Но Бог меня уже наказал… И очень жестоко… Гарик был моей последней надеждой, а теперь все…
— Да что за чушь, почему все? Тебе только тридцать семь…
— Но я невезучая… Мне с мужчинами не везет… Тебе вот повезло с папой, а мне такой не встретился.
— Да, мне с папой повезло, хотя и я на многое закрывала глаза.
— Думаешь, я не была готова на многое закрыть глаза? Но он просто испарился, исчез из моей жизни, так что…
— Ничего, Адя, будет и на твоей улице праздник. А что касается экскурсии, то я поеду одна, ничего страшного.
— Мама, но ведь если пойти у нее на поводу завтра…
— Я просто не хочу, чтобы она испортила настроение себе и нам всем. Пусть веселится, ей предстоит трудное время: окончание школы, экзамены в институт, пусть отдыхает на всю катушку.
— Ну раз ты так считаешь, мамочка, пусть, — с огромным облегчением сказала моя дочь.
Утром я встала очень рано. Кажется, сегодня будет хороший день. Я вышла на задний дворик, именуемый здесь бэк-ярдом, и села на пластиковое кресло. За сетчатым забором простирались зеленые холмы Калифорнии. Какой дивный свежий воздух, хотя и холодно пока. Я вернулась в дом, взяла плед, укуталась в него и снова села. Как в раю. Тишина, мирный пейзаж, корова пасется на склоне холма, черная кошка сиганула мимо, а за ней огромный рыжий котище. У нас мартовские кошачьи игры, а здесь, видимо, февральские. Хорошо. Может быть, все правильно? Может быть, мы все трое в результате поймем друг друга? Это будет нелегко. Ариадна раздражает меня, раздражает и Стаську. Похоже, в создавшейся ситуации ее больше всего волнует несостоявшаяся свадьба… Наверное, ее можно понять: уязвленное самолюбие одно из самых непереносимых чувств…
— Лека, ты в своем уме? Такая холодрыга, а ты тут сидишь! Простудишься.
— Не простужусь. Слушай, Стаська, скажи мне пожалуйста…
— Что тебе сказать, Лёкочка? — Она обняла меня, прижалась сзади, чмокнула в шею.
— У тебя совсем нет сердца?
— Совсем. Для нее — совсем!
— Но ее же можно только пожалеть…
— Ну, будь она старая, немощная, я бы ее пожалела, а так…
— И еще… Помнишь, когда ты не порвала приглашение…
— Ну?
— Кто его тогда привез?
— Какой-то тип, я уж и не помню… — В голосе звучала нестерпимая фальшь, а лица ее я не видела. — А тебе это зачем?
— Просто я подумала, не Гарик ли пресловутый его доставил?
— Да ты что, ерунда какая! Гарик этот смазливый был, а тот… Даже хари его не запомнила. С чего это ты вдруг такие вопросы задаешь?
— Да нет, просто подумала… Впрочем, не важно. Ты по-прежнему не желаешь ехать с нами, а?
— Я тебя умоляю! На фиг мне это, когда тут клевая компашка наметилась?
— А в Лос-Анджелес тоже не поедешь?
— Посмотрим, может, и поеду… там видно будет. О, вон твоя дочурка встала.
— Пойди и помоги ей накрыть на стол!
— Если тебе так хочется… Ладно, помогу!
Похоже, мои подозрения небеспочвенны.
За Стаськой заехал Симон, некрасивый, но очень приятный парень, который заверил нас, что со Стаськой все будет в порядке, что он не гоняет на бешеной скорости и вообще заслуживает доверия… Сразу было видно, что он уже без ума от Стаськи. А она, едва он появился, начала крутить хвостом. А что, самый возраст.
Как только Стаська уехала, Ариадна расщебеталась:
— Мамочка, как хорошо, мы сегодня будем кутить! К сожалению, я не смогу поехать с тобой на экскурсию, мне надо разобраться с апрайзером, этот идиот неправильно выценил дом…
— Кто?
— Апрайзер.
— Это что, фамилия?
— Да нет, фамилия его Кулешов. Апрайзер это оценщик…
— А, поняла. Господи, Адька, я вот слышала, как ты со своими коллегами говоришь. По-русски вроде бы, но почему не сказать двухкомнатная квартира? Почему Двухбедрумная? Это же ужас.
Ах, мама, тут так все говорят. Мне уже трудно иногда бывает что-то сказать по-русски, по-английски проще. Но это же неважно.
— Ну да, неважно…
Мы опять ехали по дивной дороге вдоль зеленых холмов.
— Тут очень красиво и, кажется, спокойно, да?
— Да, у нас хорошая эрия, здесь почти нет негров.
— Эрия?
— Ну, район, что ли…
— А…
Въезд на громадный мост, ведущий в Сан-Франциско, оказался платным. Три доллара.
