Калугин. Мне указали на крайнюю избу. Подхожу и вижу на крыльце коренастого человека в летной куртке.
— Иван Трофимович? — спрашиваю.
— Да, — отвечает он, повернув ко мне обветренное лицо.
— Будем знакомы. Назначен командиром вашей дивизии.
Мы пожали друг другу руки.
Стояла глубокая осень 1943 года. Было холодно, уже порошил снежок. В полете я немного озяб. Иван Трофимович, видимо, заметил это и предложил:
— Зайдемте ко мне, попьем чайку.
В избе на жестяной печке-времянке пыхтел чайник. Когда мы разделись, я увидел на груди у Калугина два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды и медаль «За отвагу».
«Бывалый человек», — мелькнула у меня мысль. И я сразу проникся симпатией к Ивану Трофимовичу.
За чаем он знакомил меня с дивизией, с людьми, которыми нам вместе предстояло руководить. Рассказал, правда, скупо, и о том, как защищал Ленинград. Я ему тоже поведал о боях под Тулой, Орлом и Брянском. Чем больше я узнавал этого человека, тем сильнее он мне нравился. За разговором просидели допоздна. Идти в штаб было уже поздно, и я заночевал у Калугина.
Потекли напряженные трудовые будни. Конец 1943 года и начало 1944-го мы усиленно готовились к Витебско-Полоцкой операции. Вводили в строй молодежь, летали при такой погоде, при которой в мирное время даже чехлы с самолетов не снимают.
В связи с тем что все «старички» улетели за новыми самолетами, нам с Иваном Трофимовичем пришлось летать в качестве инструкторов. С утра до позднего вечера не вылезали из кабины. Его авторитет как летающего политработника, заметно повышался. Меня это радовало. В учебе личный пример нужен, как в бою.
В ходе обучения молодежи я хорошо узнал и инженера дивизии инженер-подполковника Владислава Евгеньевича Титова. У него было много общего с Калугиным. Такая же простота в обращении с людьми, такая же объективность в оценке своих и чужих дел. Даже ростом они мало отличались друг от друга.
Титов ознакомил меня со штатным расписанием технического состава соединения, дал подробную характеристику своим заместителям, инженерам полков и эскадрилий, техникам звеньев. Это были люди, обладающие большим опытом работы.
На формирование соединения нам отвели всего месяц. А потом мы должны были принять участие в боях. Чтобы уложиться в отведенный срок, пришлось все задачи решать одновременно: комплектовать полки, эскадрильи и батальоны аэродромного обслуживания, налаживать работу штабов, организовывать перегонку самолетов с заводов, вводить в строй летчиков, прибывающих из училищ.
Очень энергично взялись за дело инженер-подполковник Владислав Евгеньевич Титов и его заместитель по вооружению майор АТС Илья Арсеньевич Баранюк. Забот у них было много. Требовалось укомплектовать самолетный парк, наладить работу всей инженерно-технической службы.
В трёх полках насчитывалось тогда 126 самолетов. Из них только 8 стояли на аэродроме. Остальные же были разбросаны в разных местах в радиусе 50–70 километров. Это те, которые произвели вынужденную посадку. Принадлежали они, конечно, не нашей дивизии и не одной, а нескольким частям. Их только записали за нами, поскольку мы начали формирование.
На каждый числящийся за соединением самолет нужно было составить техническую документацию. А машины, совершившие вынужденную посадку, подлежали тщательному осмотру руководящими работниками технико-эксплуатационной службы полков. Только после этой процедуры механик самолета отправлялся в эвакуационную команду, а оттуда с ее представителем к месту вынужденной посадки…
Как я уже сказал, поврежденных самолетов, переданных из других частей, за дивизией числилось 118. Они не только доставляли массу хлопот, но и вынуждали нас отвлекать на их охрану и передачу много ценных специалистов.
В этот напряженный организационный период немало забот было и у политработников. Подполковник Калугин, можно сказать, не вылезал из полков: выступал с докладами, проводил беседы с партийным активом, помогал в организации партийных и комсомольских собраний. Его работа, в которой он постоянно опирался на коммунистов и комсомольцев, сыграла исключительно важную роль в мобилизации личного состава на освоение новой техники, в повышении боевой готовности дивизии.
Помню, получили мы последнюю партию штурмовиков. Вызываю инженера дивизии Титова и говорю ему, что надо подготовить эти машины к полетам.
— Механики еще но прибыли, те, которые принимали самолеты на заводе, отвечает Владислав Евгеньевич. — Они вернутся через двое суток.
Терять время мы не могли. Приглашаю И. Т. Калугина, который в этот раз находился в штабе. Вместе с ним пришел и командир полка Герой Советского Союза подполковник В. Г. Болотов. Я объяснил им обстановку и попросил их высказать свое мнение.
— Может быть, другие механики смогут подготовить эти машины, — сказал Калугин. — Надо поговорить с коммунистами.
— Верно! — поддержал его Болотов. — Кстати, сегодня в нашем полку партсобрание. Вот и поставим этот вопрос.
Признаться, я усомнился в правильности такого шага и не рассчитывал, что завтра мы сможем опробовать в воздухе прибывшие с завода штурмовики. Находившиеся здесь механики самолетов были перегружены. Они обслуживали по две, а то и по три машины. Спать им приходилось самое большее пять часов в сутки. По 15 часов они ежедневно работали на морозе.
Доклад на партийном собрании сделал подполковник Болотов. Он говорил о задачах, которые поставлены перед коммунистами полка на завершающем этапе подготовки к предстоящим боям. Затем выступил Калугин. Он призвал летчиков помочь техникам и механикам побыстрее ввести в строй самолеты, прибывшие с завода. Коммунисты поддержали это предложение и приняли соответствующую резолюцию.
Прямо с собрания люди отправились на аэродром. В землянках остались лишь те, которые находились в суточном наряде. Летчики трудились наравне с техниками и механиками. К двум часам ночи все штурмовики были подготовлены к полетам.
Успешно проходила и работа по вводу в строй молодых летчиков. Особенно хочется отметить усердие капитанов П. Арефьева, Ф. Садчикова, А. Миронова, Н. Макарова, старших лейтенантов Крыля, Тараканова, Лабзукова.
Завершалась подготовка к Витебско-Полоцкой операции. Наша дивизия должна была штурмовыми ударами с воздуха обеспечить ввод в прорыв 1-го Краснознаменного танкового корпуса. С учетом этой задачи мы не только проводили полеты, но строили всю учебно-воспитательную работу.
Отрабатывая с молодежью наиболее эффективные методы боевого применения штурмовика, мы творчески использовали боевой опыт, накопленный как нашими экипажами, так и летчиками других частей, старались решительно отходить от шаблонных приемов.
Так, например, излюбленным методом штурмовика тогда считался — «с круга по одному». Самолеты приходили в заданный район, становились в круг и поочередно производили атаки. Иногда экипажи делали по восемь заходов, каждый раз подвергая себя опасности. Эффективность таких ударов ни в какое сравнение не шла с налетами в составе звена, эскадрильи, полка. Словом, метод «с круга по одному» не позволял бить врага кулаком.
Приведу такой пример. Командир авиационной штурмовой дивизии Т. отдал приказ нанести удар по сильно укрепленному узлу обороны противника. Каждому экипажу, согласно существовавшей тактике, предстояло произвести восемь заходов на цель. Все летчики были смелыми, дисциплинированными, они выполнили приказ, но какой ценой.
Противник довольно быстро изучил нашу тактику и без труда к ней приспособился. Ведь все самолеты пикировали на цель с одного и того же направления и примерно с одной и той же высоты. Пристрелявшись, гитлеровцы буквально в упор начали бить по нашим штурмовикам. В результате группа понесла большие и неоправданные потери. Вот к чему привели действия по шаблону.
А что же предлагали мы вместо существующего метода атаки? Мы пришли к выводу, что маневр
