работают на разных станках. Мы их называли «заспинниками». Один из таких «заспинников», Солоухин, сидел рядом со мной. Я подтолкнул его, чтобы он высказался. Солоухин махнул рукой: не хотел связываться.
Тогда я сказал:
– Некоторые ребята не работают, только смотрят.
– Нет, – возразил главный инженер, – они не смотрят, а наблюдают. У них наблюдательная практика.
Наша классная руководительница Наталья Павловна очень обрадовалась тому, что все идет хорошо. Она всегда радуется, когда все идет хорошо, и огорчается, когда идет плохо. И мне тем более не хотелось ее расстраивать. Она уже старенькая, и у нее слабое сердце. И я не стал возражать главному инженеру.
Наталья Павловна сказала, что она очень рада тому, что все идет хорошо. Но, добавила она, практику надо увязывать с учебным процессом, со школьной программой. Когда мы работаем, мы должны все время думать про физические и химические законы, которые изучали в школе. Должны увязывать эти законы с тем, что мы видим и делаем на производстве.
Мы ничего не возразили Наталье Павловне. Мы никогда ей не возражаем. Пусть себе говорит.
После этого главный инженер сказал:
– Товарищи! Я, к сожалению, не успел просмотреть ваши наряды. Но думаю, что заработок каждого составит не менее чем рубль тридцать в день.
Все этому обрадовались и очень оживились.
– Внимание! Есть существенное предложение! – с важным видом объявил Игорь.
Но ребята не могли успокоиться. Рубль тридцать в день! Никому не снились такие деньги... Особенно девочкам. Они хихикали, перешептывались, наверно, обсуждали, как будут тратить свою зарплату.
– Тише, дети, – сказала Наталья Павловна, – чем тише вы будете сидеть, тем скорее мы кончим собрание.
Она всегда так нас успокаивала.
Но Игорь очень обиделся, что ребята не хотят выслушать его существенное предложение. При всей своей воспитанности он был очень капризен. Он обиженно надул губы и сразу стал похож на ребенка:
– Если это неинтересно, то я могу не говорить.
Это были красивые слова. Ни при каких обстоятельствах Игорь не отказался бы говорить. Когда все успокоились, он сказал:
– Наталья Павловна совершенно права: надо увязать нашу работу со школой. А потому я вношу такое существенное предложение...
Тут Игорь сделал паузу, чтобы заинтриговать нас и придать своим словам больше значительности. Это примитивный ораторский прием. Однако у Игоря он всегда достигал цели – воцарялась напряженная тишина. Я же, наоборот, никогда не умел пользоваться этим приемом. Как только я делал паузу, тут же начинал говорить кто-нибудь другой. Игорь убедился, что все его слушают, и торжественно произнес:
– Я предлагаю общими усилиями нашего класса восстановить этот списанный автомобиль и подарить его нашей школе.
И он величественным жестом показал на сломанный автомобиль, возле которого мы сидели.
Все обернулись и воззрились на эту несчастную машину. Даже человеку, незнакомому с автомобильным делом, было очевидно ее плачевное состояние. Она стояла на деревянных колодках и была совершенно «раскулачена»: с нее были сняты все сколько-нибудь годные части.
– Состояние этой машины тяжелое, – продолжал Игорь. – Но тем значительнее будет наша заслуга!..
И он сказал еще несколько прочувствованных слов. Если мы восстановим эту рухлядь, то увековечим наш класс, прославим себя в веках и о нас будут говорить потомки. Он сказал несколько по-другому, но смысл был такой.
У Натальи Павловны сделалось растерянное лицо. Она всегда приходила в замешательство, когда кто- нибудь из нас выступал с неожиданным предложением. Не знала, как на это отреагируют директор школы и завуч.
– А вы справитесь с этим? – тревожно спросила Наталья Павловна.
Все были так обрадованы предстоящей большой получкой, что потеряли способность к здравому суждению. И хором закричали: «Справимся!»
Я тоже был рад, что получу такие большие деньги. Но нельзя же из-за этого терять самообладание, здравый смысл и трезвый взгляд на вещи.
Я сказал:
– Прежде всего давайте осмотрим этот тарантас. И тогда будем решать. – И, чтобы мои слова выглядели убедительнее, добавил: – Надо составить дефектную ведомость и определить объем работ.
Вот какие словечки я ввернул! Они произвели на ребят большое впечатление.
Даже Игорь не нашелся что ответить. Только насмешливо спросил:
– Ты, по-видимому, боишься?
– Ничего я не боюсь! – ответил я. – Но надо подойти ответственно.
Тут встал Вадим Беляев, ткнул пальцем в кузов несчастной машины и сказал:
– Я отлично знаю этот драндулет. Он еще в очень хорошем состоянии. А если чего не хватает, то я достану в два счета.
Так как в дальнейших событиях Вадим будет играть существенную роль, я скажу о нем два слова.
Во-первых, Вадим закадычный друг Игоря, его верный помощник и адъютант. Не помню, в каком классе мы сочинили про Игоря песенку, в которой были такие слова:
«Перед ним» – перед Игорем.
Во-вторых, Вадим «трудный ученик». В том смысле, что был известный на всю школу делец. Он менял марки, завтраки, конфетные и спичечные этикетки, устраивал по блату подписки на всякие собрания сочинений, во время фестиваля молодежи доставал значок какой угодно страны, даже Канады. Вадим мог раздобыть билет на любой футбол, концерт, выставку, куда угодно. Как это ему удавалось, никто не знал. Он не был спекулянтом. Он был даже, в общем, невредный парень. Но у него была судорожная страсть что- то доставать, что-то менять. Может быть, он был просто больной. Ведь предупреждала же нас Наталья Павловна, что Вадим вроде как психический, и заклинала нас не вступать с ним ни в какие сделки.
В первый день практики Вадим принес на автобазу карманный радиоприемник величиной с папиросную коробку «Казбек», только потолще. Где достал Вадим этот приемник, я не знаю. Он его принес, удивил всех и больше не приносил.
На следующий день Вадим явился в финских брюках, очень узких, в обтяжку, прошитых вдоль и поперек белыми нитками. Это хорошие, удобные брюки с множеством карманов. Но толстому Вадиму они были узки. Он не мог в них ни сесть, ни встать. Они даже не застегивались у него на животе. На следующий день на Вадиме этих брюк уже не было.
Так каждый день Вадим удивлял всех какой-нибудь новой вещью. То принесет большой красочный проспект с моделями американских автомобилей, то папиросную зажигалку с вделанной в нее крошечной пепельницей. То еще что-нибудь. В общем, разное. Принесет на одни день, а потом эта вещь исчезает неизвестно куда. И непонятно, чья эта вещь, Вадима или еще чья-нибудь. Может быть, он ее просто взял взаймы.
Но из-за этих штучек Вадим сразу стал заметной и даже известной фигурой на автобазе. Его знали все. Тем более, что Вадим предпочитал быть «на подхвате», любил разгуливать по автобазе. Я не мог понять толком, в каком цехе он работает. То он возился на складе, то уезжал куда-то с агентом, то выполнял поручения Игоря.
И вот теперь он стоял, толстый, упитанный, розовощекий, с твердым светлым ежиком на голове, в громадных роговых очках, и утверждал, что он все достанет в два счета.
– Вот видишь, – мягко, но с упреком сказал мне Игорь, – Вадим понимает общую задачу, а ты не понимаешь.
