– Меня б тогда в живых не было. Это она зубками да ножками.
– Не может быть!
– Слушай меня, защитник нежных дам. Раз ты такой умный, то я к ней даже в камеру заходить не буду. Сам с ней разбирайся. И корми сам. Кстати, я сегодня и так задержался, так что пока. Пойду в санчасть, укол от бешенства сделаю.
Вихнер помахал мне рукой и отчалил. А я, плюнув на инструкции, пошел и принял душ. Под прохладными упругими струями отравленный организм быстро пришел в норму. В кладовке нашлась сменная униформа (видимо, для тех, кто «психованную» кормит) и чистый комбинезон. Переодевшись, я взял комбез и пошел к карцеру.
– Шесть. – Дверь втянулась в стену.
– Как я его отделала, а?! Классно? – Она была грязная, в разорванном на боку комбинезоне, но счастливая, как заяц на капустной грядке.
– Он что, хотел тебя изнасиловать?
– Так я вам и далась, ублюдки сраные!
– Понятно, – разговаривать с ней было бесполезно, но попробовать все-таки стоило. – Послушайте, леди. У меня есть такое ощущение, что вам нужно переодеться. Какие фокусы ты можешь отчебучить, я сегодня видел. Это в наручниках. А если их снять?
– Витиевато плетешь, не заблудись в мыслях. – Она села на корточки и прислонилась к стене.
– Вопрос простой: мне нужно вызывать для твоего переодевания толпу охранников или ты объявишь перемирие и переоденешься сама?
– А ты стриптиз посмотришь?
– Обойдусь. Сниму наручники и выйду.
– Не врешь? – Она прищурилась, словно рассчитывая прыжок к моему горлу, но хорошее настроение перевесило. Женщина, откинувшись к стене и помогая себе плечами, встала. – Валяй, снимай.
«Браслеты» я сунул в кармашек брюк и пошел к себе, однако в дверях мне пришла в голову еще одна мысль.
– Подожди, красотка.
– Чего еще?
Я достал из кармашка маленькое зеркальце, вернулся к ней и дал полюбоваться на отражение – из своих рук.
– Ну и что?
– Если ты сегодня паинька, то, может, есть желание принять душ?
– А ты из-за шторки будешь подглядывать?
– Да иди ты… – я спрятал зеркальце и развернулся.
– Ладно, – великодушно заявила она, – Кутить так кутить! Пусть будет душ!
Из душа она выбралась только часа через полтора. В чистеньком комбезе, благоухая шампунью, сверкая чищенными зубами и блестя мокрой кожей, она показалась даже красивой. Вдобавок, у нее оказались каштановые волосы. Правда, они остались спутанными, как на рекламе романа ужасов, и пятерня девицы ничего не могла с ними сделать.
– Ладно, не мучайся, завтра расческу принесу.
– Правда? Вот здорово! Сегодня просто день чудес! Жаль только, ухо жандарму откусить не удалось, а то б решила, что я в раю! – И она закрутилась на месте, широко расставив руки. – Пожалуй, ты мне нравишься, парень. Вот только зря ты за мной в душе подглядывал!
– Не подглядывал я.
– Да врешь! Правда не подглядывал?
– Правда.
– Ты что, импотент? – Она перестала кружиться. – Бедняга…
– Сама ты… – Ну, вот что ей скажешь? – Как тебя зовут, нечистая сила?
– А то не знаешь?
– Извини, конечно, знаю… – Я покосился на табличку рядом со второй камерой. – Диана Боровая. То есть, Диана.
– Ага, Диана Охотница. Даня меня зовут, просто Даня. В ресторан пригласить хочешь?
– Так ты все равно от еды отказываешься.
– Вот дурачок. – Она присела перед столом, томно, снизу вверх, заглянула мне в глаза и вкрадчиво мурлыкнула: – Это же так выгодно, никаких расходов…
– Ага, появляются дурные мысли. Пора водворять тебя на место, Диана Охотница. Повернись-ка ко мне спиной.
– Пошляк! Кусить бы тебя… Да уж прощу в честь праздника. – Она встала, развернулась, завела руки за спину. Я достал наручники. Внезапно она отдернула руки, повернулась ко мне. – Правда расческу принесешь?
– Правда.
