серебряная цепочка. Красиво играет серебро на смуглой коже, да… И все очень толково – если бы Гален при этом не вел себя так, словно он, Бейсингем – полковник балийской армии. Даже со своими генералами, не то что с чужими, разговаривать в подобном тоне не принято, а уж тем более – с союзным командующим. Энтони по-прежнему ужасно не хотелось затевать ссору, но выбора не было: цыгана следовало осадить, раз и навсегда. Бейсингем подавил вскипевшее было раздражение, и оно вылилось в холодную веселую злость.
– Задача ясна? – спросил Гален.
– Вы правильно делаете, что носите серебро, – изысканно-светским тоном, словно они были не в штабной палатке, а в гостиной маркиза Шантье, произнес Бейсингем. – Золото на смуглой коже смотрелось бы вульгарно. А вот агат, при ваших глазах и волосах – это банальное решение. Я посоветовал бы янтарь – неожиданно и смело.
В палатке стало очень тихо. Гален поднял голову. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. В темных глазах медленно закипала ярость, в серых с каждым мгновением было все больше насмешки, обдававшей ледяным холодом.
– Что вы сказали? – тихо переспросил Гален. – Повторите…
– Я высказал свое мнение о вашем выборе украшений, – безмятежно ответил Энтони. – Он делает честь вашему вкусу, хотя и не слишком оригинален. Это единственное, что я могу ответить на ваш вопрос. Что же касается завтрашнего дня, то перед тем, как что-то решать, я хотел бы знать общий план наступления.
– Вы сомневаетесь, что он у меня есть? – углы рта у генерала дрожали, но он пока держался.
– Нисколько… – Бейсингем пожал плечами и как можно любезнее улыбнулся: – Кстати, у меня он тоже имеется.
– Это неважно, – темные глаза, наконец, вскипели бешенством, толстый карандаш в смуглых пальцах переломился, и резкий треск ударил в тишине, как выстрел. – Планы есть у всех. Но выполнять мы будем мой, потому что армией командую я. А вас ваше мнение – по любому поводу – попрошу держать при себе. Ясно? Хватит болтать, все устали и голодны.
В палатке стало еще тише, если это вообще было возможно, и эта тишина обозлила Бейсингема даже больше, чем наглость цыганского генерала. Вот, значит, как он тут всех выстроил по линеечке! Энтони еще более безмятежно улыбнулся и с легким поклоном – так, словно разговаривал с хорошенькой, но не очень умной дамой, проговорил:
– Что ж тут неясного? Вашей армией командуете вы. А моей армией командую я. И, как вы справедливо заметили, все устали и голодны. Поэтому мы с моими офицерами сейчас пойдем ужинать. После этого я готов встретиться с вами для обсуждения плана наступления в любое удобное для вас время. Идемте, господа!
Он еще раз поклонился и вышел из палатки.
Поздно вечером, отужинав и проверив лагерь, Бейсингем скинул, наконец, сапоги и уселся у костра с кружкой горячего вина. Даже ругаться, и то уже не хотелось. Сразу после ужина его посетил генерал Лебель, тот самый носатый балиец, пожалуй, наиболее толковый из всех их военачальников. Лебель сообщил Энтони то, что герцог не успел узнать перед советом. Балийский герцог выступил в своем амплуа и во всей красе. Галену было высочайше заявлено, что трогарская армия подчиняется ему на тех же основаниях, что и балийская. Энтони, естественно, об этом не сообщили, поскольку существовало сие условие лишь в голове Его Светлости Марренкура. Как бы то ни было, кампанию он начал с того, что переругался с союзным командующим – превосходное начало, лучше просто не бывает!
А с другой стороны – может, и неплохо, что он осадил «цыганского барона» с самого начала. Все равно бы пришлось схлестнуться… Бейсингем усмехнулся: может ли случиться, что после такого тычка носом в кучу навоза цыган сменит аллюр? Если не очень умен, то не сменит, а если умен… но ведь он еще и горд безмерно! Да, трудное у него положение. Интересно, он собирается посылать за Энтони, или решит поиграть в «обойдусь без тебя»?
Герцог немножко подумал, как будет действовать, если союзный командующий все же станет демонстрировать оскорбленное достоинство, и налил еще вина, твердо решив допить эту кружку и отправляться спать. Но тут появился даже не порученец с приглашением, а генерал собственной персоной, легок на помине. Гален шагал мимо костров, явно направляясь к нему. Бейсингем велел костровому отойти, прислонился к камню, возле которого сидел, принял изысканно-ленивую позу и полузакрыл глаза, смакуя вино. Командующий союзников подошел и молча уселся рядом. Воспитание, однако! Ну, пришел, и что теперь?
Гален сидел неподвижно, глядя в огонь. Бейсингем, чуть приоткрыв глаза, разглядывал соперника, уже бросившего оружие, но еще не собравшегося с духом, чтобы поднять руки. Смуглое лицо осунулось, под глазами темнели круги – генерал явно очень устал, и Энтони почувствовал легкий укор совести. Может, зря он так круто с ним обошелся? Можно было поговорить и после совета, он нашел бы, что сказать…
Цыган по-прежнему молчал, прикрыв глаза тяжелыми припухшими веками. Гордый, непросто ему после того, что было, начать разговор. Помочь, что ли? Ладно уж…
– Хотите вина? – миролюбиво спросил Энтони.
– Благодарю, – Гален вытащил из кармана небольшую флягу, – я лучше тайтари. Желаете?
– Спасибо, нет. Огонь хорош в костре, а не в желудке. Тайтари – цыганскую водку, мало того, что в полтора раза крепче обычной, так еще и с перцем, – Энтони пробовал всего раз в жизни. Ему хватило.
Гален отпил глоток и тоже прислонился к камню, откинув голову.
– Прошу прощения, – устало сказал он.
– У меня был Лебель, – снова помог ему Энтони. – С балийцами все, как всегда…
– Я подозревал, что Марренкур врет, – поморщился Гален, – но не хотел ничего выяснять, надеялся, что вы подчинитесь. Мне так удобней, чем устраивать бесконечные обсуждения. Обычно это получается, но раз с вами не вышло, давайте обсудим план.
«Надо же, какой гордый! – подумал Бейсингем. – Мог бы спрятаться за Марренкура, а не стал».
Меньше всего на свете ему сейчас хотелось обсуждать что бы то ни было. Он был уверен, что разработка Галена превосходна, и надо следовать ей. Но приходилось удерживать позиции.
– Давайте обсудим, – кивнул он. – Я тоже погорячился. И знаете… уж коль скоро нам предстоит воевать вместе… Все будет гораздо проще, если вы впредь не станете разговаривать со мной таким тоном, как на совете.
– Я же сказал: прошу прощения, – нетерпеливо ответил Гален. – Говорю, как умею. Я уже десять дней в этом борделе, здесь иначе нельзя. Кстати, как у вас с дисциплиной?
Ну у него и вопросики! Бейсингему вдруг стало весело.
– Поправок на бордель можете не делать. Все будет по плану. По правде сказать, рядом с войском доблестных союзничков упомянутое заведение могло бы считаться образцом порядка. Бейсингем даже слегка пожалел Галена. Он знал, как это бывает – когда в самой пустяковой мелочи не можешь ни на кого положиться и за всем надо следить самому, когда, знакомясь с офицерами, стараешься с первого взгляда угадать того капитана, которому ты сможешь, если командир не справится, завтра дать полк – да и есть ли они еще, эти капитаны? – когда недовольные тобой полковники и генералы молчат в глаза и шипят за спиной. Впрочем, он получает бешеные деньги, – оборвал себя Бейсингем, – так пусть их и отрабатывает.
– Хоть что-то хорошее… – вздохнул генерал. – Кажется, этические вопросы мы выяснили. Теперь, может быть, займемся делом? Я хочу сегодня еще хоть немного поспать…
Соединенными усилиями генерала Галена и армии Трогар-марка ольвийцев все-таки погнали, и они втянулись на территорию Мойзельберга, куда союзным армиям ходу не было. В обход, по балийской подкове, преследователи теряли не меньше недели, но тут уж ничего не поделаешь.
Они двинулись было к морю, но вечером первого же дня Бейсингема пригласили к Галену. С того памятного инцидента на совете генерал был с ним безупречно вежлив, хотя по-прежнему сух. Однако для Энтони этой скудной вежливости было более чем достаточно. Полководческий талант «цыганского барона» он за прошедшие двенадцать дней оценил вполне и предпочитал следовать его планам, лишь бы тот вел себя корректно. Набиваться же ему в друзья Энтони не собирался.
