– Владеешь ли ты целиком магией путей и направлений? Или то, Повелителем чего величают тебя люди, на самом деле не является твоей собственностью? Правда ли то, что тебе принадлежат все пути мира, или это хитрый обман, имеющий лишь видимость правды?!
– Что?! – Закричал юноша, вскакивая с камня. – Ты сомневаешься в моей Силе? Может быть, ты хочешь, старик, чтобы я переместил тебя в жерло вулкана и замкнул все пути из него? Сейчас я так и сделаю, и посмотрим, чего будет стоит твое бессмертие, если всю оставшуюся вечность тебе предстоит провести в раскаленной лаве!…
– Погоди, о великий! – Воскликнул Мъяонель, молитвенно складывая перед собой руки. – Прошу, пощади!… Или покарай меня, как тебе будет угодно, но прежде ответь на мой вопрос! Неужели я прав, и сказанное мною – истина? Опровергни это, о сильнейший из магов!
– И как же мне опровергнуть эту ложь? – Надменно спросил Повелитель Дорог. – Ну, говори же, старик! Теперь тебе нечего бояться – участь твоя не станет хуже, ибо она и без того незавидна.
– Я знаю путь, по которому не осмелишься пойти даже ты, Повелитель Путей.
– Что же это за путь? В райские кущи? Я был там. В ад? Я не нашел там ничего интересного.
– Вовсе нет, хотя дорога, о которой я говорю, может привести и туда. Хотя бы один раз по ней, рано или поздно, пройдет каждый живущий.
– О чем ты говоришь?
– Я покажу тебе.
И, поскольку юноша снисходительно кивнул, Мъяонель приготовил все, потребное для ритуала. Он начертил на песке пентаграмму, и украсил ее углы человеческими черепами. Затем он, повернувшись на восток, север, юг и запад, обратился к надлежащим силам. Далее, пригласив юношу в центр звезды, Мъяонель неожиданно ударил его ножом. Но Повелитель Дорог рассмеялся, а Мъяонель почувствовал, как кровь вытекает из его собственного тела в том же самом месте.
– Глупец, – сказал юноша, оттолкнув колдуна. – Так это была лишь уловка? Ты дорого заплатишь за свою глупость и вероломство.
– Нет, господин! – Воскликнул Мъяонель. – Это была не уловка. Я творю магию, как умею. Может быть, мое колдовство кажется тебе слишком грубым, но у меня нет другого. Я не сомневался в том, что мой нож не причинит тебе вреда, я лишь желал получить ответ на свой вопрос. И я его получил, – добавил он поспешно, видя, как юноша поднимает руку для удара, – ты не владеешь целиком тем, что осмеливаешься называть своей Силой!
– Что ты мелешь, безумный старик? – Презрительно процедил юноша.
– Дорога Смерти! – Крикнул Мъяонель. – Дорога, по которой движутся мертвые! Ты не осмеливаешься вступить на этот путь, ибо он не подвластен тебе и ты знаешь, что не сможешь вернуться.
– Глупец! – Повторил юноша. – Я уже был в Царстве Мертвых. Это скучное место.
– Докажи! – Не уступил Мъяонель. – Я знаю, что в одной из счетных книг Бога Мертвых должна быть сделана запись о некоем Мальрибиусе из Эрнами. Покажи мне эту книгу – и я поверю тебе.
– Хорошо, – сказал Повелитель Дорог. – Ты увидишь эту книгу. Но пока я буду отсутствовать, готовься: как только я вернусь из книгохранилища Бога Мертвых, я отправлю тебя в преудивительнейшее странствие по Дорогам Боли, ибо ты, старик, разозлил меня необычайно.
И вот, юноша прикоснулся к одному из черепов и открыл путь в Царство Мертвых. Так он и ушел по этой дороге – надменно улыбаясь, исполненный презрения к никчемной магии Мъяонеля.
Как только он исчез, Мъяонель наскоро исцелил свою рану, и, превратившись в птицу, помчался обратно в город. Перед воротами мрачного серого храма он вновь принял человеческий облик, и, стремительно взбежав по ступеням, миновал длинный полутемный зал, уставленный статуэтками и корзинами, в которые прихожане бросали таблички с именами умерших, и приблизился к алтарю. Там он обратился к Богу Мертвых, которому принадлежал этот храм, с просьбой об аудиенции, и просьба его была услышана. Храм объяло серое марево, подул холодный ветер, отовсюду послышались стоны и причитания, и Мъяонель, поднявшись словно по стеклянной лестнице над алтарем, шагнул в двери Нижнего Мира.
Он очутился в просторном помещении, вдоль стен которого высились колонны столь огромные, что вершины их не были видны, теряясь во мраке где-то высоко под потолком. Пламя в факелах, вставленных в металлические скобы, было прозрачно-серого цвета и казалось сделанным из стекла – это пламя ничего не освещало. Однако и темнота не властвовала здесь: тусклый свет, источник которого нельзя было определить, равномерно разливался по залу. В дальнем конце зала высился трон, на котором восседала величественная неподвижная фигура, словно вырезанная из камня. Это был Бог Мертвых. Мъяонель, не медля, но и не высказывая спешки, направился к нему, а неживые стражи, окружившие пришельца сразу же после его появления, сопровождали Мъяонеля на всем пути к трону.
– Что привело тебя в мой дворец, неборожденный? – С усмешкой спросил Бог Мертвых. – Тебе надоела земля? Ты решил вступить в мою свиту?
– Нет, Владыка, – сказал Мъяонель, коротко поклонившись, – полагаю, что я еще не готов к этому. Я пришел предупредить тебя. Пока ты справедливо вершишь свой суд, по твоему дворцу бродят воры и берут все, что им приглянется. Вот, например, один из них сейчас находится в помещении, где хранятся записи о судьбах умерших. Очевидно, он ищет себе какой-нибудь сувенир на память. Стоит только представить, в какой беспорядок приведет он твои книги и свитки…
– Вор?! – Грозно переспросил Бог Мертвых. – Ну, что ж, посмотрим!
И, покинув трон, он отправился в книгохранилище. Мъяонель, пряча улыбку, шел за ним следом. Он не сомневался, что Повелитель Дорог до сих пор копается в старых пыльных фолиантах, ибо Мальрибиус из Эрнами никогда не жил на свете, да и сам городок был разрушен завоевателями много столетий назад.
Обнаружив чужака, Бог Мертвых сковал его своей властью, ибо в Царстве Теней все было подвластно ему. Увидев, что юноша обладает немалой магией, Бог Мертвых приблизил его лицо к своему и приник к губам Повелителя Дорог. Вместе со своим дыханием он влил в пленника и толику своей магии, подчинив принесенную юношей Силу себе и сделав таким образом из вора покорного слугу. Также он дал юноше новое имя – Кирульт, Проводник Мертвых. Кирульт скрежетал зубами, наблюдая, как Мъяонель покидает дворец Бога Мертвых, но не осмеливался напасть на него в присутствии своего господина. Скорой его мести Мъяонель не опасался, так как был уверен, что у Владыки Царства Мертвых найдется для нового слуги немало работы.
Вернувшись в Инор Таклед, Мъяонель объявил, что опасность миновала. В городе его приняли как героя. Царь, правивший в Инор Такледе, пригласил волшебника и его возлюбленную в свой дворец. Там в честь Мъяонеля был устроен пир, а Сантрис смотрела на своего любимого с немым восхищением. На вопросы, как ему удалось одолеть Повелителя Дорог, Мъяонель отвечал только: 'Ничего сложного: он был глуп. Нетрудно было отправить его в Царство Мертвых.' Нельзя сказать, что его ответы в чем-то противоречили истине, однако все, кто слышали их, полагали, что Мъяонель одолел Повелителя Дорог в смертельном колдовском поединке. А Мъяонель молчал, не желая разочаровывать людей, считавших его героем.
И был пир. Вино лилось рекой, изысканные кушанья, подаваемые поварами, источали столь восхитительные ароматы, что могли бы пробудить алчность даже у аскета, а пляски обнаженных темнокожих рабынь завораживали взгляд и отнимали разум. Мъяонель провел время в беседе с колдунами и вельможами Инор Такледа, а когда наступила ночь, удалился с Сантрис в отведенные им во дворце покои. Там он подбросил в воздух свой плащ, и, как куполом, закрыл им всю комнату. Так Мъяонель делал каждую ночь с тех пор, как бежал с Сантрис из Башни Без Окон, чтобы защититься от чар ее отца, ибо ночью Повелитель Оборотней был особенно силен. Однако во время пира он не заметил, что маленькая мышь прогрызла дыру в его плаще. Предавшись любви и насладившись друг другом, Мъяонель и Сантрис уснули. Вскоре в окно влетела сонная бабочка. Бабочка покружила над лицом Мъяонеля, а затем опустилась на пол, где превратилась сначала в мышь, потом в кошку, потом в лису, потом в леопарда, а потом обрела человеческие черты. В эту минуту Сантрис проснулась и с ужасом узнала своего отца. Она принялась трясти Мъяонеля, но тот не просыпался, а Повелитель Оборотней приблизился к кровати, угрожая смертью обоим любовникам. Ногти на руках у него вытянулись, грудь раздалась вширь и вперед, голова приобрела медвежьи очертания.
– Перестань, – прорычал он дочери, – своего дружка ты все равно не разбудишь. Я разорву его у тебя на глазах, а потом убью и тебя тоже – что, впрочем, давно следовало сделать.
И тогда Сантрис запела, а Повелитель Оборотней остановился. Надрывая голос, глотая слезы, Сантрис
