за нашим «объектом». Товарищ профессионально занимается транспортировкой взрывчатки. Значит, что? Значит, может «засветить» «схрон» и вывести на организаторов грядущего теракта, коль скоро таковой планируется. А это уже сало, как говорит господин Петрушин. Не зря, выходит, напрягались и выписывали кружева вокруг скромной персоны бывшего подручного Лечи Усманова…
– Вторая пошла, – минут через пять прошептали наши рации голосом Иванова. – Принимайте…
Через минуту на полянку выехала точно такая же «девятка», как и у Алихана, встала рядом с первой машиной. Я направил в их сторону укрепленный на штативе микрофон, включил диктофон, надел наушники, и, пока они здоровались, отрегулировал уровень. Затем взял камеру и стал снимать.
Все было, как сказал Вася: приехали двое, один молодой, второй – «главарь всей банды». Кто в компании горцев самый главный, определить нетрудно. Тут психологом быть не надо, просто нужно немножко знать их обычаи. Самый главный стоит прямо, с гордо поднятой головой. Остальные особи первыми подходят к нему, нежно обнимают его за талию или совершают рукопожатие (а зачастую левой – за талию, а правой руку жмут) и при этом легонько наклоняются вперед, касаясь левым ухом левой же ключицы старшего. Короче сказать: маскируют поклон дружескими объятиями или крепким рукопожатием. Мы, типа, гордые горные орлы, кланяться не привыкшие, но уважение старшим всегда окажем.
Поздоровались они и сразу начали общаться. Слышимость была вполне сносной – микрофон хороший, а съемки получались не очень. Мы сидели метрах в пятидесяти от точки встречи, в объектив все время влезали ветки кустов, заслоняя лица разговаривающих. Ближе разместиться не удалось – пришлось бы оборудовать лежки и притворяться трупами. Это довольно неудобно и в данном случае совсем необязательно. Мы ведь не собирались долбить их с дистанции кинжального огня, нам бы только информашку снять…
– Все нормально? – спросил Алихан.
– Да, все хорошо, – кивнул старший, грузный мужик лет сорока. – У тебя как?
– Все нормально, – сказал Алихан. – Можно работать.
– Давай, доставай, – распорядился старший.
– Да это потом, – отмахнулся Алихан. – Привезем, выйдем – пусть тогда и одевает…
Говорили они по-чеченски, и при этом Алихан все время поглядывал в сторону второй машины.
– Там кто-то есть, – одними губами сообщил Вася, наблюдавший за ними в оптический прицел «ВАЛа». – Зараза… На тачке стекла тонированные, не видно ни хрена…
– Так не пойдет, – возразил старший. – Я сам должен все наладить. И надо привыкнуть. Привыкнет и не будет думать, что там надето. А если там оденет, времени мало будет, вдруг нервничать начнет… Да ты не бойся, все безопасно. Все отработано…
– Я ничего не боюсь! Надо сейчас – пусть так и будет…
Алихан гордо вскинул голову, расправил плечи… и исчез из поля зрения – полез в свою машину. Спустя несколько секунд он вернулся под объектив и поставил на капот машины небольшую хозяйственную сумку.
– Вот. Давай, одевайте.
Старший склонился к передней открытой двери своей машины и что-то начал бурчать почти шепотом – микрофон не очень хорошо передал эту часть разговора, я ничего не понял. Затем он распрямился и пожал плечами:
– Хочет помолиться. Есть что-нибудь типа коврика?
– Ну надо же… – в голосе Алихана явно звучала досада. – Может, еще и кувшин дать?
– Кувшин у нас есть, – старший на скепсис собеседника не отреагировал, говорил вполне серьезно. – А коврик грязный, ногами наступали. Есть что-нибудь?
– Ну… Надо – дадим, – Алихан опять полез в машину, достал какую-то тряпку и расстелил ее в нескольких шагах от машин. – Вот, пусть молится…
Из второй машины вышла женщина. Была она одета примерно так же, как и большинство наших богомолок, толпы которых стекаются в церковь Успения, поклониться иконе Иверской Божией Матери.
Женщина взяла кувшин, оттащила коврик еще дальше и присела. Мужчины деликатно отвернулись в сторону…
Меня как будто кипятком обдало. Сумка на капоте, женщина, наряженная православной паломницей, последняя молитва… Ну не дебил ли? Это что, атрофия оперативного мышления? Следовало догадаться еще в тот момент, когда Алихан что-то там брякнул насчет «привезем, выйдем – пусть тогда и одевает…»!
– Шахидка, – прошептал я. – К церкви. Отпускать нельзя. Даже на трассу выпускать нельзя – потом уже поздно будет.
– Угу, – нахмурился Петрушин, доставая рацию. – «Первый» – «Третьему».
– На приеме «Первый».
– Нештатная ситуация. Смертница с поясом. Пояс пока на капоте, пока безопасен. Молится.
Рации молчали. Иванов лихорадочно соображал. Полковник жуть как не любит рожать продуктивные идеи в режиме жесткого цейтнота. Как показывает практика, такие идеи, пусть даже и очень привлекательные на первый взгляд, впоследствии оказываются чреваты кучей мелких отклонений и явных дефектов.
– Думаю, это нулевой вариант, – поторопил полковника Петрушин. – Сейчас закончит омовение, будет молиться. У нас несколько минут, чтобы принять решение.
– Ладно, пусть будет так, – согласился полковник. – Но мне нужен источник. Кровь из носу! Попробуйте сберечь хоть одного. Желательно старшего.
– Ничего не обещаю, – Петрушин не стал обнадеживать шефа. – Далеко, ветки мешают. И много их. Но мы попробуем.
– Я верю в вас, – в шепоте полковника звучала надежда. – Вы – лучшие. Ничего не надо?
– Медиков, может, подтянуть… – а вот в голосе Петрушина звучало сомнение. Какие, в задницу, медики, если кто-то успеет привести в действие пояс? – Чекистов предупредите на всякий случай. И пара «санитарок» пусть сюда едут. Все, до связи…
Женщина за машинами молилась. Всю ее видно не было, только руки простертые перед собой, да склоненную голову в платке. Глубокий поклон, руки обхватили колени… голова пропала. Вот она распростерлась ниц – молитва недолгая, скоро закончится… А сумка пока что мирно лежит на капоте…
– Как толстого видишь? – прошептал Петрушин.
– Нормально, – Вася чуть сместился влево и поудобнее приложился к прицелу.
– Левое плечо. Я – правое. Серый, брось камеру. Правое плечо Алихана. Я подключусь. Потом – перенос на водилу Алихана. На снос. Вася – сразу перенос на водилу толстого. На снос. Я бабой займусь. Понятно?
– Понятно, – мы с Васей синхронно кивнули.
– Толстый – нужен, – подчеркнул Петрушин. – А то полковник нас на куски порвет. Алихан и баба – так, если получится…
Женщина показалась в секторе – выпрямилась и села на левое колено.
– Понеслась, – буркнул Петрушин.
Наши «ВАЛы» вразнобой плюнули свинцом.
Коренастый мужик сильно дернул плечами и попятился назад. Мой «объект» – Алихан, тоже дернул плечиком, его отбросило на машину. А Васин «объект», водила коренастого, сразу не умер: рухнул в траву, и, привалившись к борту машины, судорожным движением достал что-то из кармана…
– Твою мать… – всхлипнул сумевший что-то рассмотреть Вася. – Вспышка с фронта!
Мы мгновенно ткнулись носами в землю и водрузили руки на голову. Въелось в кровь – так учили.
Бу-бух-ххх!!!
Рвануло так, словно авиабомба сдетонировала. Мне больно тюкнуло в левое предплечье, в рукаве стало горячо. Спустя секунду на голову посыпались срезанные осколками ветки.
– Что там? Что?! – захрипели рации страдающим от неизвестности Ивановым. – Да подайте голос кто- нибудь!
– По-по-по… – пробормотал Петрушин, вскакивая и бросаясь к месту встречи.
– Был взрыв, мы все живы, – на бегу сообщил я в рацию. – Подтягивайтесь сюда…
