лопаткой дерн. Корни травы оказались на редкость жесткими и прочными, и она быстро запыхалась.
Из темноты возник Форкосиган.
— Я нашел несколько люминофоров.
Надломив одну из трубок величиной с карандаш, он положил ее на землю рядом с предполагаемой могилой, и все вокруг озарилось жутковатым, но довольно ярким изумрудным светом. Стоя рядом, барраярец критически наблюдал за работой Корделии.
Она вонзила лопатку в землю, возмущенная тем, что он на нее пялится. «Пошел вон, ты, — мысленно огрызнулась она, — дай мне с миром похоронить друга». Внезапно в голову пришла другая мысль, заставившая ее занервничать: «Я работаю слишком медленно — а вдруг он не даст мне закончить?» Она принялась копать усерднее.
— Такими темпами вы и за неделю не управитесь.
«Интересно, — подумала она с раздражением, — если я буду двигаться достаточно быстро, успею я треснуть его лопатой по башке? Ну, хотя бы разок…»
— Идите к своему ботанику. — Он протянул ей руку, и до ее наконец дошло, что он предлагает ей помощь.
— Ох… — она отдала ему лопатку. Вытащив нож и подрезав корни травы там, где она отметила края прямоугольника, Форкосиган принялся копать — гораздо эффективнее, чем она.
— Каких падальщиков вы здесь обнаружили? — спросил он, отбрасывая землю в сторону. — Насколько глубоко придется копать?
— Я не знаю наверняка, — ответила она. — Мы высадились всего три дня назад. Но экосистема тут довольно сложная, так что все вероятные ниши должны быть заполнены.
— Хм.
— Лейтенант Стьюбен, мой главный зоолог, пару раз натыкался на трупы этих травоядных шестиногов — они были неплохо обглоданы. Он успел заметить рядом с останками какую-то тварь, которую он назвал пушистым крабом.
— И какого они были размера? — заинтересовался Форкосиган.
— Он не сказал. Я видела изображения земных крабов, они не слишком крупные — примерно с вашу ладонь.
— Тогда метра в глубину будет достаточно. — Он продолжал копать, резко вонзая в землю несоразмерную лопатку. Холодный свет озарял его лицо снизу, отбрасывая вверх причудливые тени от тяжелого подбородка, прямого широкого носа и густых бровей. Корделия заметила старый изогнутый шрам на левой стороне его подбородка. Сейчас барраярец напоминал короля гномов из какой-нибудь старинной скандинавской саги, выкапывающего бездонную яму.
— Где-то рядом с палатками остался длинный шест. Я могла бы закрепить этот огонек повыше, чтобы он освещал яму, — предложила она.
— Было бы неплохо.
Покинув круг холодного света, она направилась к палаткам и отыскала шест именно там, где она оставила его этим утром. Вернувшись к могиле, она привязала люминофор к палке стебельками жесткой травы и воткнула шест в землю. Круг света стал заметно шире. Вспомнив о своем намерении набрать для Дюбауэра папоротника, Корделия направилась к лесу, но вдруг остановилась.
— Вы слышали? — спросила она Форкосигана.
— Что?
Яма была ему уже по колено, и даже он к этому времени слегка запыхался. Перестав копать, он замер, настороженно вслушиваясь в тишину ночи.
— Какой-то… топающий звук со стороны леса.
Он подождал еще минуту, затем покачал головой и продолжил работу.
— Сколько у нас люминофоров?
— Шесть.
Так мало. Ей не хотелось растрачивать их, зажигая два одновременно. Она уже собиралась спросить у него, не возражает ли он побыть некоторое время в темноте, когда шум раздался снова, более отчетливо.
— Там что-то есть.
— Это мы знаем, — буркнул Форкосиган. — Вопрос в том…
В круг света одновременно ворвались три существа. Корделия успела разглядеть проворные приземистые тела, слишком большое количество черных волосатых ног, четыре черных бусинки-глаза на безшеей голове и острые как бритва желтые клювы, которые клацали и шипели. Эти животные были размером со свинью.
Форкосиган среагировал молниеносно, ударив ближайшую тварь точно по морде лезвием лопаты. Вторая зверюга бросилась к телу Роузмонта, вцепилась в руку покойника и попыталась уволочь его в темноту. Корделия схватила свой шест и со всей силы ударила тварюгу между глаз. Клюв со скрежетом перекусил конец алюминиевого шеста, однако тварь, зашипев, отступила.
К этому моменту Форкосиган уже успел выхватить свой боевой нож и энергично отгонял третьего зверя, крича и пиная его своими тяжелыми ботинками. Острые когти рассекли ему ногу, брызнула кровь, но ему удалось так садануть ножом эту тварь, что она визгом и шипением понеслась обратно в лес, а следом за ней и остальная шайка.
Воспользовавшись передышкой, Форкосиган наконец вытащил парализатор, застрявший, судя по его приглушенным проклятиям, в слишком глубокой кобуре нейробластера, и настороженно вгляделся в темноту.
— Пушистые крабы, а? — проговорила задыхающаяся Корделия. — Ох, Стьюбен, шею тебе сверну!
Ее голос сорвался на визг, и она стиснула зубы, решив, что лучше пока помолчать.
Форкосиган обтер испачканное черной кровью лезвие об траву и вернул нож в ножны.
— Думаю, могилу тут нужно копать глубиной метра в два, — сказал он серьезно. — Может, даже больше.
Корделия вздохнула, соглашаясь, и вернула укоротившийся шест на прежнее место.
— Как ваша нога?
— Я сам позабочусь об этом. Вы лучше идите проведайте своего мичмана.
Задремавший было Дюбауэр был разбужен шумом и снова порывался отползти подальше. Корделия попыталась успокоить его, затем у него начался очередной припадок, после которого, к ее глубокому облегчению, он наконец уснул.
Тем временем Форкосиган уже успел перевязать свою рану — среди его снаряжения нашлась и маленькая аптечка — и снова принялся копать, разве только чуть медленнее. Когда глубина ямы достигла его плеча, он поручил Корделии выгребать из нее грунт, используя в качестве ведра ящик для сбора биообразцов. Около полуночи он возвестил из темной ямы:
— Вот и все.
Выбравшись из могилы, он обозрел результаты своего труда.
— То же самое можно было бы сделать с помощью плазмотрона за пять секунд, — проговорил он, тяжело дыша. Он весь перепачкался и сильно взмок, несмотря на ночную прохладу. Над ущельем, по дну которого протекал ручей, поднимались струйки тумана.
Вдвоем они подтащили тело Роузмонта к краю могилы. Форкосиган помедлил.
— Вы не возьмете его одежду для вашего мичмана?
Это было чрезвычайно практичное предложение. Корделию возмущала идея хоронить Роузмонта нагим, но в то же самое время она корила себя за то, что не подумала об этом раньше, когда Дюбауэру было так холодно. Она стащила одежду с окоченевшего трупа, испытывая при этом жуткое ощущение, будто раздевает гигантскую куклу. Затем они свалили тело в яму — оно упало на дно с глухим стуком.
— Подождите.
Корделия вытащила из кармана комбинезона Роузмонта платок и спрыгнула в яму. Она накрыла платком лицо покойного. Это был ничтожный, абсурдный жест, но от этого ей почему-то стало легче на душе.
