стриптиз.
Алевтина не слишком удивилась. Правда, о кафе со стриптизом она еще не слыхала, но идея витала в воздухе: в кино фильма не было без голой задницы, в серьезных театрах серьезные режиссеры наперебой вытаскивали на сцену раздетых актрис, дважды за последний год она попадала в видеобар, и оба раза крутили едва припудренную порнуху. Так почему бы и не стриптиз?
— Понятно, — сказала она. — Но все-таки… Так прямо и объявляете, что стриптиз?
— Ну зачем? — поморщился Илья. — Объявление пишем — «Особая ночная программа». И все. И за стриптиз не контора платит, сами клиенты. Когда компания дозреет — тут им только намекнуть, что есть возможность. Осечек пока не было. Ночью же в основном деляги ходят, у кого бабки лишние. Им что двести за стол выкинуть, что триста…
— А кто работает стриптиз?
— Есть одна из самодеятельности. Лет двадцать. Мяса хватает, а больше ничего. Ни пластики, ни ритма. Раздевается как в предбаннике. Ты бы лучше сделала.
Он не предлагал и тем более не уговаривал — просто высказал предположение, ни к чему ее не обязывающее, как, впрочем, и его.
Алевтина мечтательно подняла глаза к потолку:
— Заманчиво. Такие деньги! Жаль, годы вышли.
— Как знать, — отозвался Илья, опять-таки без нажима.
Она вдруг сообразила:
— Постой, Илюш, а если… Ну, допустим, дам три куска, утвердят, а пай так и не соберу. Тогда как?
Он ответил твердо:
— Вот этот вариант не годится. Тогда лучше и не начинать.
— Плакали денежки?
— Тин, ты же взрослый человек. Что ж, по-твоему, ходить по всем инстанциям и назад отбирать?
— Да нет, конечно. — Она поцеловала его в щеку. — Спасибо, Илюша. Такое спасибо, даже передать не могу. Ты как ангел с неба свалился. Но знаешь — дай подумать. Все посчитать. Сколько есть времени? Три дня, неделя?
— Неделя, — сказал он. — Но это уже крайний срок.
Бутылка стояла недопитая, поэтому официант не подходил. Илья окликнул его. Алевтина полезла за деньгами, но Илья проговорил ворчливо:
— Не шарься. Пока что я еще мужик.
Она посмотрела на него почти с нежностью и вновь спросила, но теперь уже чтобы услышать настоящий ответ:
— Ты-то как?
Он вяло пожал плечами:
— Ну как… В той семье пацан, в этой пацанка. Живем с тещей. Еще шурин прописан, слава богу, офицер, только в отпуск и приезжает. У жены с печенью дела, говорят, надо в Карловы Вары — а какие тут Карловы Вары… Вертимся! Вот — квартиру жду. Там уж авось наладится…
У метро она погладила его по щеке и поцеловала в губы. Хороший человек. Добрый и нелепый, как бывший муж. Жалкий немного.
Но жизнь приучила ее, что в тяжелый момент чаще помогают как раз не сильные, а жалкие.
Впрочем, вскоре ей пришлось просить помощи и у сильного.
Но сперва Алевтина сделала расчет. Дождалась, пока Варька сгинет по своим вечерним делам, достала бумагу, ручку и начала. В общем-то, ситуацию она представляла достаточно ясно, никаких внезапных озарений не ждала, но риск был слишком велик, и надо было высчитать все до рубля, чтобы решать наверняка и потом не кусать локти.
Сверху она написала крупно: 3000+4200=7200. И подвела жирную черту. Это — что требуется. Ниже стала писать, что есть. Было, к сожалению, не так уж много. Во-первых, триста в сумочке, это то, что наверняка. Дурища Зинка должна сто семьдесят — баба нищая, грех торопить, но тут придется. Вот уже почти пятьсот. Следующая цифра вызывала размышления. Две шестьсот — столько было у них на книжке, У Димки и у нее. Димка, уходя к своей писюхе, взял только ежедневное тряпье, о книжке и речи не было, как лежала в шкафу под бельем, так и лежит. Книжка на Димку, но у Алевтины право распоряжаться вкладом, хоть все бери. Но тут сложности. Димка про книжку не вспоминал, Алевтина к ней не прикасалась — словно играли в молчанку, кто первый скажет слово, тот и проиграл. Теперь без книжки не обойтись. Половина ее — это без вопросов, и по закону так. Конечно, если по справедливости, то и вторая половина… Он мужик, она баба, ему квартира, ей белый свет — словом, тоже было без проблем. Но — Варька. Девушка та еще, цветок жизни! Чем ловить ее презрительные взгляды, лучше уйти, в чем есть, да еще и на нее глянуть, как заслуживает. К сожалению, не выйдет, не те ресурсы. Самое разумное — тихо договориться с Димкой, что вторую половину берет взаймы. Он, конечно, заблажит, что ничего не надо, пусть забирает все — в общем-то, и правильно — она и возьмет. А потом пришлет долг почтовым переводом.
Идея с переводом Алевтине понравилась, она повеселела, на бумаге сложила написанное и получила ту цифру, на которой с самого начала строила расчеты на кооператив. Но теперь оказалось, что это кошкины слезы. Тристо. Три уйдут в лапу, сотня остается на взнос. Вот так. Не богато, Алевтина Сергеевна…
Были и еще кое-какие возможности. Австрийские сапоги, правый чуть жмет, достала по огромному блату, так и лежат в коробке. Давно просили уступить, а она колебалась, отдать или разнашивать. Теперь придется отдать. Фирма, натуральный мех. Двести пятьдесят, не меньше.
Теперь пиджак. Кожаный женский пиджак с плечами, тонкая выделка, породистая вещь, униформа преуспевающей актрисы, женщины, не думающей о деньгах. Два года назад привезла из Венгрии, к сожалению, иногда надевала. Жалко до слез. Четыреста.
Сколько остается? Три четыреста пятьдесят. С учетом неожиданностей — Зинка не отдаст вовремя, за пиджак дадут меньше — три пятьсот.
Ну, наскребет по знакомым сотни четыре со скорой отдачей — и что это даст? Ничего. Ничего, кроме головной боли.
Мать трясти? Нет уж, только не это, у бабули если и отложено, так на похороны.
Зарплата? Тут не сэкономишь, десятка-другая не в счет. Илюшкина идея? Две сотни в месяц деньги немалые, но, во-первых, это вилами по воде, а во-вторых, вносить надо сразу после утверждения, год в кооперативе ждать не станут, возьмут другого, и все. На такую-то квартиру столько набежит!
Да, все было плохо, очень плохо.
Но не безнадежно.
Скажем, так: не совсем безнадежно. Ибо даже тогда, в кафе, в разговоре с Илюшкой, в минуту крайней растерянности, когда руки упали и голос дрожал, в мозгу у Алевтины все же брезжили два пятнышка, два чуть слышных звоночка, два источника, которые в расчет никогда не шли, но все же молчаливо существовали где-то на периферии ее жизни, даже не на крайний случай, а на тот, что выходит за край. Самый что ни на есть неразменный рубль, шанс, который не используешь дважды.
Однако важней квартиры у Алевтины сегодня ничего не было и в обозримом будущем не предвиделось.
Тогда она и кинулась разыскивать телефон Мигунова.
С Мигуновым была связана самая солнечная минута ее жизни.
Сколько же ей тогда было? Приятно вспомнить — двадцать пять. Вот везучее было время! Двухлетнюю Варьку скинула матери и работала, работала, нагоняла месяцы, ушедшие на ребенка. Ей дали первую в жизни выигрышую роль — характерную партию в современном балете как раз по пьесе Мигунова. Главную роль по инерции вручили приме — социальная героиня, передовая женщина, ангел с принципами, скука смертная. Алевтине досталась ее антиподка, юная стервочка, охотница на чужих мужей, моральная разложенка, при случае способная даже на такую гнусность, как переспать с мужиком. Главный балетмейстер, талантливый человек, циник и не дурак, сразу понял расклад. Обезопасившись от всех напастей бесчисленными регалиями ведущей балерины, он навалился на Алевтину. Как он ее мучил! Как
