сожалению, лучше ей с этим смириться, поскольку я знаю, что неприятности, из-за которых я попереживаю и забуду, будут долго нарушать ее покой. Шли ей хорошие новости, а мне — плохие».
Он не только шлялся по ресторанам, но и учился. Записался на курсы французского, не понравилось, стал изучать его сам — по детским книжкам, потом по Вольтеру, читал хорошо, но говорить так и не смог. Прочел исторические труды Маколея, увлекся астрономией, посещал обсерваторию; возможно, именно тогда узнал, что его рождение совпало с событием, которое случается каждые 76 лет, — близ Земли прошла комета Галлея (единственная короткопериодическая комета, видимая невооруженным глазом), и ощутил к космической бродяжке родственную нежность. Пробовал писать, Биксби говорил, что он «всегда набрасывал что-то, когда не стоял за штурвалом». Философствовал. Его эмоциональное развитие несколько запоздало — честолюбивые мечты о величии, которых не было в 15 лет, пришли в 25. Из записной книжки: «Как относиться к жизни. Относитесь к ней так, как если бы она была — а она и есть — серьезное и важное дело. Воспринимайте ее, как если бы вы родились, чтобы сделать ее праздником, как если бы весь мир ждал вашего появления. Воспринимайте ее как громадную возможность действовать и достигать, делать большие и хорошие дела, помогать и ободрять страдающих собратьев. Всегда находится человек, который выделяется из толпы, работает честно, стойко, уверенно и становится прославленным — своей мудростью, интеллектом, умениями, величием. Мир изумляется ему, восхищается, боготворит, и он служит примером того, что могут сделать люди, имеющие цель в жизни. Чудо есть сила, возвышающая немногих посредством их усердия, прилежания и настойчивости, которые подстегивает смелый и решительный дух».
Примеры были перед глазами. Он любил читать биографии, автобиографии, заинтересовался жизнью Бенджамина Франклина — этот отец-основатель Соединенных Штатов, как и он сам, из-за бедности не окончил школу, мальчишкой работал в типографии, образование получал, читая книги. Другой человек, чья юность тоже напоминала его собственную, увлек еще сильнее: философ Томас Пейн, прибывший в Америку из Англии в 1774 году, а два года спустя призывавший к восстанию против англичан; написанные им прокламации Вашингтон приказывал читать вслух перед войсками. После образования Соединенных Штатов благодарный конгресс назначил Пейна секретарем Комитета по иностранным делам, но скоро уволил за критику уже новой власти. Пейн был во Франции, когда там происходила революция, и опубликовал в ее защиту знаменитый трактат «Права человека», ни с чем не сравнимый по радикализму; Англия объявила его государственным преступником. Правдолюбцев нигде не любят: после якобинского переворота Пейна бросили во французскую тюрьму как «британского шпиона». Америка упросила его отпустить, но, прибыв в Штаты, этот неблагодарный вновь стал обличать несправедливость; в 1803 году он опубликовал проект Организации Объединенных Наций, над которым все посмеялись, и умер в забвении в 1809-м; лишь после победы над Гитлером Америка воздала ему почести. Каждая его строка и сейчас звучит актуально. «Некоторые авторы настолько смешали понятия «общество» и «правительство», что между ними не осталось никакого или почти никакого различия; между тем это вещи не только разные, но и разного происхождения. Общество создается нашими потребностями, а правительство — нашими пороками; первое способствует нашему счастью положительно, объединяя наши благие порывы, второе же — отрицательно, обуздывая наши пороки; одно поощряет сближение, другое порождает рознь. Первое — защитник, второе — каратель»; «Когда все остальные права попраны, право на восстание становится бесспорным». Эти мысли Твен потом повторит почти дословно.
Ненавидели Пейна, в частности, за неортодоксальные религиозные взгляды (наиболее полно высказанные в трактате «Век разума»). Полудеист, полуквакер[5], он верил в Бога как первопричину всего сущего, признавал высшим авторитетом человеческой жизни внутренний «глас Божий», считал, что «религиозные обязанности состоят единственно в справедливости поступков, милосердии и стремлении сделать наших братьев счастливыми», Христа называл «реформатором и революционером», отвергал церковь: «Все национальные институты церквей, еврейские ли, христианские ли, или же мусульманские, — кажутся мне не более чем изобретениями человеческими, созданными для устрашения и порабощения человека, для монополизации власти и дохода». Критиковал Библию, прежде всего с моральной точки зрения: «книга лжи, безнравственности и кощунства», «история безнравственности и злобы, послужившая развращению и озверению человечества»; «Когда мы читаем непристойные историйки, описания сладострастных похождений, жестоких и мучительных наказаний, неутомимой мстительности, которыми заполнено более половины Библии, нам скорее следовало бы назвать ее словом демона, а не словом Божьим».
Сэм был согласен с каждым словом. Писал Ориону: «Не понимаю, каким образом человек, не лишенный юмора, может быть верующим, — разве что он сознательно закроет глаза своего рассудка и будет силой держать их закрытыми». Он полюбил Пейна на всю жизнь, постоянно перечитывал; он повторит в своих работах все его постулаты: критику «глупого библейского понятия геоцентрической вселенной», которому Пейн противопоставлял идею множественности миров, оригинальные представления о бессмертии: «Сознание существования или знание, что мы существуем, не необходимо приурочено к одной и той же форме или к одной и той же материи даже в этой жизни»; «Мысль способна существовать, не повреждаясь, на нее не действует перемена вещества»; «Мысль, когда она произведена, как я сейчас произвожу мысль, которую излагаю пером, способна стать бессмертной и является единственным произведением человека, которое имеет эту способность».
Перед смертью Марк Твен сказал своему биографу, однофамильцу Томаса Пейна: «Я читал его, когда был учеником лоцмана, читал с сомнением и боязливо, но был поражен его мощью и бесстрашием». По Пейну, «малодушие — удел ничтожных; тот, чье сердце твердо, чьи поступки совершаются в согласии с его совестью, будет отстаивать свои принципы до конца своей жизни». Твен усвоил мысли Пейна, но его участь повторить не желал и потому никогда не смог сравниться с ним в смелости. Он хотел быть не гонимым, а любимым людьми, как Франклин, который когда-то был соратником Пейна, но «вовремя остановился» и умер в почете.
Читал он и беллетристику: восхищался Свифтом и Сервантесом, не выносил Вальтера Скотта, скучал над Готорном, довольно высоко ценил Диккенса, любил (потом разлюбил) Эдгара По, не брезговал Дюма, бесконечно презирал Джейн Остин, Джордж Элиот (Мэри Энн Эванс) и прочих женщин-литераторов; впоследствии он полюбит Киплинга, но вообще будет все меньше интересоваться вымыслами, предпочитая что-нибудь познавательное. Что же касается прямых литературных влияний, то ему очень нравился британский юморист Томас Худ, который публиковал серии комиксов, иронизируя над всем и вся (включая похищение детей и торговлю трупами); своим идеалом Твен наряду с «Дон Кихотом» называл книгу английского писателя XVIII века Оливера Голдсмита «Гражданин мира, или Письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на Востоке» и осознанно ей подражал.
Твен усвоил стиль Голдсмита, чья проза производит впечатление написанной без помарок, словно она излилась на бумагу «в один присест», подражал ему в письмах Ориону, перемежая изящные зарисовки с едкими замечаниями. 17 мая опубликовал в газете «Нью Орлеан дейли креснт» под псевдонимом «Сержант Фантом» фельетон «Речные мыслители» («River Intelligence») — пародию на пространные статьи, которые всюду печатал старый лоцман Исайя Селлерс, и приобрел репутацию человека, которому лучше не попадаться на язык.
В июле он гостил у Ориона, в августе опубликовал юмореску «Заметки лоцмана» («Pilot's Memoranda») в газете «Сент-Луис Миссури рипабликен», гонораров не получал, но все больше зарабатывал основной профессией и не собирался ее менять. Вступил в профсоюз, чем очень гордился, а также в масонскую ложу «Полярная звезда Сент-Луиса», где состояли все лоцманы (в последующие годы прошел положенные степени, потом еще лет десять участвовал в заседаниях; можно выискать упоминания о масонстве в некоторых его работах, но обрядность его скоро перестала привлекать). Всю зиму он ходил (лоцманы не «плавают») на пароходе «Сын Алонсо», где уже как равный воссоединился с Биксби, рассказывал домашним о головокружительных обедах, которые они закатывали. В Новом Орлеане посетил знаменитую гадалку, та сказала, что он служит на корабле, занимается самообразованием и много курит, его это потрясло (вообще-то все его приятели ходили к этой гадалке и могли о нем рассказать, а курильщика нетрудно опознать по запаху); она предсказала два брака, 10 детей, 86 лет жизни (если бросит курить) и богатство, и он воодушевился. Но тут-то все и рухнуло. Война…
Рабовладение было скорее поводом для раскола, чем его причиной: аграрный Юг и промышленный Север (не только традиции и мораль, но прежде всего разные способы хозяйствования обусловливали противоположное отношение к рабству: на заводе был невыгоден раб, на плантации — вольнонаемный)
