действует не по своей воле или… Хочет поскорее от меня избавиться. Может быть, dyesi Наута прольет свет на некстати возникшие сомнения?
В противоположность главе Опорного хозяйства Регистровой службы, хозяйка Дома радости была похожа на травинку, выжившую под жарким саэннским солнцем, но поплатившуюся за это потерей всех и всяческих соков: выше среднего роста, жилистая, словно бегун, с вечно поджатыми губами, суровая и неприступная. Правда, ее подопечные в один голос уверяли меня, что госпожа ласкова и заботлива, но лично я всякий раз, приходя в кабинет Науты, чувствовал себя, как на экзамене. Причем, очень трудном.
— Вы не торопились, юноша.
Вот-вот, сказано почти бесстрастно, а у меня внутри все начинает заходиться от дрожи. Наверное, подобная манера общения хорошо помогает выбивать деньги из неуступчивых клиентов и держать в повиновении наемных служек.
— Прошу прощения, dyesi. Я всего лишь зашел к своей…
— Хорошо, что вы первым это сказали! Именно об отношениях нам и нужно поговорить. Присядьте.
Не слишком располагающее начало. Хотя… Сагинн, к примеру, никогда не предлагал мне провести беседу с удобствами. Но с другой стороны, наши с ним редкие встречи не отличались важностью, а блеклые глаза хозяйки Дома радости смотрят на меня излишне напряженно и почти пугают.
— Я полагаю, речь пойдет о моих услугах? Вы недовольны? Понимаю, что могу выполнять лишь огорчительно небольшое их количество, но спешу заверить вас в полнейшем…
Наута выслушала мою сбивчивую речь до конца и сурово кивнула:
— Меня вполне устраиваете и вы, и ваша работа. Более того, я не собираюсь прекращать договоренность.
Уф-ф-ф, от сердца отлегло! Заработок не слишком большой, но постоянный: такой терять было бы обидно.
— Тогда, dyesi…
— Вы и Келли.
Это и есть настоящая тема беседы? Почему же она мне, вопреки ожиданиям, не нравится? Но раз уж госпожа первая ее коснулась, признаюсь в том, о чем надеялся еще некоторое время помолчать:
— Вам не нужно беспокоиться, dyesi: я… хотел бы жениться на Келли. Не сейчас, разумеется! Чуть позже. Через год или два, когда и она полностью оплатит ваши заботы, и я смогу рассчитывать на доход, достаточный…
Наута, с момента моего появления в кабинете так и не присевшая ни на одно из кресел, зашла со спины и тяжело опустила ладони на мои плечи, почти вжимая меня в сиденье:
— Юноша, я вас понимаю. Но поверьте, чувства решают не всегда и не все.
Чувства? А, она имеет в виду любовь! У меня не хватило бы смелости заявить, что я люблю Келли. Хотя бы потому, что не подворачивалось особых возможностей сравнивать. Но да, я хотел бы жить с ней вместе. Я привык к ней. И думаю, нам будет хорошо друг с другом. Нужно только подкопить денег и…
— Вы еще молоды, юноша, а молодость — такое замечательное время! Вы встретите много красавиц, которые заставят ваше сердце выпрыгивать из груди. Так много, что…
Она волнуется за будущее своей подопечной? Не раз наблюдая печальное завершение любовного волшебства, желает уберечь хотя бы одну девушку от неминуемого разочарования? Возможно, я был слишком плохого мнения о Науте. Поспешу успокоить:
— Я не обещаю любить Келли вечно, dyesi. Но я не обижу ее. Никогда.
— Ох, юноша…
Она сжала пальцы, вмиг ставшие похожими на птичьи когти, и прикосновение из всего лишь неприятного превратилось в огорчительно болезненное.
— Вы запрещаете нам встречаться?
— Вы сами себе это запретите. Она раньше, вы — чуть погодя. Потому что мужчины обычно смиряются дольше.
— С чем?! — Неужели, Келли больна? Быть того не может, я бы заметил! Но даже если и так, меня вовсе не пугает подобная новость. — Она… Ей плохо?
— Нет, ей хорошо. Очень хорошо. Вернее, станет хорошо через несколько дней. Если, конечно, вы не будете мешать.
Через несколько дней? Что же должно произойти? Может быть, нашлись родственники, согласные уплатить выкуп раньше срока? Так это же замечательно!
— Мешать счастью Келли? За кого вы меня принимаете?
— Рада, что вы так настроены. Значит, мне будет проще сообщить. А вам — легче понять.
Наута наклонилась и, почти касаясь губами моего уха, четко выговаривая каждое слово, произнесла:
— Келли выходит замуж.
— Ахм…
Вопрос «за кого» родился и тут же умер, застряв в горле. Ясно ведь, что я тут ни причем. Но тогда…
— Это очень уважаемый человек. Почтенный. Богатый. Он даст девочке все, что только сможет понадобиться.
— Все, кроме…
Хозяйка Дома радости торопливо накрыла мои губы ладонью:
— Не будем говорить о том, чего нет.
Как это нет?! Пусть наши чувства нельзя назвать настоящей любовью, но они — почти любовь!
— Ваши слова, dyesi…
— Пожалуйста, помолчите немного. И послушайте. Нет, не меня, кое-кого поголосистее.
Наута, шурша жесткими складками платья, прошла в другой конец комнаты, скрипнула створкой шкафа, вернулась и поставила на стол маленькую птичку. Не живую, а отлитую из стали, хотя форма была исполнена со всеми мельчайшими подробностями — от коготков до последнего перышка. Но при всей своей красоте и изысканности, пташка служила вовсе не для услаждения взоров, и это я знал лучше всех прочих обитательниц Дома радости, разве что, за исключением самой госпожи. Стальная птичка была обычным доносчиком.
Каждый подневольный работник спит и видит, как бы урвать себе мимо хозяина лишний кусок добра, чтобы поскорее получить свободу или же хотя бы скрасить жизнь, вот и подопечные Науты не брезговали получать с мужчин несколько монет в обход своей хозяйки. Собственно, если иметь совесть и утаивать небольшие суммы, никто не будет гневаться, но когда доходы падают, а девицы строят невинные глаза, обвиняя во всем клиентов… Впору задуматься и выяснить, кто кому врет. Допрашивать тех, кто приходит в Дом радости, негоже: быстро отвадишь, значит, нужно разговаривать с подопечными. Но Наута, и сама пору молодости прожившая примерно в том же положении, прекрасно знала, что ложь очень трудно порой отличить от правды, потому решила прибегнуть к простому, но действенному способу. Слежке. Были заказаны статуэтки птиц, достойные украсить и королевскую спальню, а в них нанятый маг поместил чары, позволяющие запоминать звуки разговоров, ведущихся в комнате в течение дня, а потом делать их достоянием того, кому известен секрет пташки, то есть, хозяйке и… мне. Потому что я снабжал пташек единственным подходящим для заклинаний «кормом»: подпитывал Силой.
Наута ласково погладила статуэтку по стальным перышкам, раздался шорох, который постепенно сложился в более похожие на речь звуки, даже голоса в исполнении стального пересмешника оказались вполне узнаваемы, и один из них явно принадлежал… Келли. Другой тоже показался мне знакомым, а его обладательница и являлась заводилой беседы.
— Хорошо тебе, — чирикала птичка. — Вон какой парень ходит!
— И что хорошего? Я ж с него денег не беру.
— Да такому и самой приплачивать можно: молодой, статный, красивый…
— Да уж, красивый! Ты бы с этим красавцем сама попробовала!
— А что такого-то? Вроде все у него в порядке… Или я чего-то не доглядела?
