– Почти что ничего, – пробормотал Пушкин. – Цензура слишком строга.
– Зачем же ты пишешь вещи, которых не может пропустить цензура?
– Да она запрещает вещи самые что ни на есть невинные!
Царь расхохотался и подошел к поэту.
– Отныне я сам стану твоим цензором. Присылай мне все свои творения.
Весть об удивительном возвращении утерянной благосклонности распространилась в обществе мгновенно. Пушкин стал необычайно популярным в светских гостиных. Его зазывали к себе, он был нарасхват, он вошел в моду, да и самому ему, в силу всего этого, показалось, что теперь-то он свободен.
Но показалось лишь на миг. Теперь он чувствовал себя узником в еще большей степени, чем тогда, когда был им на самом деле. Его бурный темперамент плохо вписывался в светскую жизнь, и даже императорскую цензуру ему трудно было выносить. Он не терпел, когда ему подрезали крылья! Он, который так страдал, сидя в одиночестве в Михайловском, стал иногда тосковать по ссылке. Ему хотелось сбежать.
Вполне возможно, он и решился бы это сделать, если бы внезапно в его жизнь не ворвалась любовь.
Князь Вяземский устраивал одни из самых блестящих балов в Москве. Свой московский роскошный особняк он, пожалуй, даже предпочитал своему петербургскому дворцу, ничуть не менее великолепному.
На балу зимой 1829 года всех восхитила необыкновенная классическая красота шестнадцатилетней девушки, которая впервые появилась в свете. Тело мраморной статуи, ангельское лицо, освещенное глазами, похожими на озера под луной, черные, как ночь, густые и шелковистые волосы. Юная Наталья Николаевна Гончарова приковывала к себе все взгляды. Давно уже не восходила на светском небосклоне столь совершенная звезда!
Красавица Натали, увы, была бесприданница. Мать ее, женщина властная и несколько вздорная, возлагала на неземную красоту Натальи большие надежды. Дочерей было три, а средств никаких. Имение в Полотняном Заводе расстроено донельзя. Нет, девочкам нужны богатые мужья, а уж Наталье следовало найти такого принца, каких и в свете нет. Дома у Гончаровых разговоры об удачных браках велись постоянно. Наталья слушала и томилась.
Красавицу-дебютантку, постепенно осознающую всеобщее восхищение, только что после вальса проводил на ее место возле матери какой-то очередной кавалер. Вдруг она заметила среди собравшихся на балу странного человека. Невысокий, худощавый, но отлично сложенный, очень смуглое лицо, темные горящие глаза, курчавые черные волосы и бакенбарды… Этот человек был окружен толпой гостей, но смотрел только на нее. Охваченная внезапной дрожью, Натали наклонилась к матери и, потихоньку указывая кончиком веера на того, кто ее так заинтриговал, спросила:
– Кто этот мавр, матушка?
Старшая Гончарова взглянула и без интереса ответила:
– Это Пушкин, милочка, поэт, гуляка, репутация самая дурная. Теперь царь его ласкает и все женщины без ума от него.
– Да уж больно нехорош. Глаза безумные, росту маленького.
– Бог с ним, Наташа. Он хоть, говорят, и царского рода, да нам не годится. Титулом не вышел. Не богат. А что поэт, так то чести немного.
– Как же царского рода и без титула? – заинтересовалась Натали.
– Рассказывают, дед-то его был совсем арап. Сын какого-то тамошнего царя не то князя. Кто их там разберет – дикость. Сюда его привезли да царю Петру подарили. Вроде бы он его и крестил. А Пушкин, стало быть, его внук, из рода Ганнибалов он по матери.
Натали состроила кокетливую гримаску. Какая странная и романтическая история. Цари, арапы, дальние страны. Дамы и вправду от него не отходят. Поэт. Должно быть, со всеми знаком.
Подошел Вяземский осведомиться, каково чувствует себя здесь в его доме такая красавица.
– Представьте мне Пушкина, – улыбнулась Натали.
Несколько секунд спустя очарованный Пушкин склонился перед той, которой предстояло заполнить его жизнь. Она улыбалась. После тура вальса, ослепленный красотою юной нимфы, Пушкин ощутил, как сильно бьется его сердце. Многие женщины пленяли его, но теперь… Его охватило чувство такой силы, какой он доселе не знал, необузданная страсть, невероятный пыл.
– Эта девушка… – прошептал он Вяземскому. – Она равна музыке Моцарта!
– По грациозности – может быть, но отнюдь не по гениальности, – рассмеявшись, ответил князь. – Ну-ну, мой друг, возьмите себя в руки! Вы похожи на лунатика: грезите наяву… Если уж она вас так покорила, отвезу вас завтра к матушке вашего кумира, возможно, это вас несколько отрезвит…
Матушка Натали Гончаровой не сохранила следов своей былой красоты, которая в молодости привлекала к ней многие взоры. Теперь уже не то. Желание выдать замуж своих дочерей владело ею всецело. Гости оценивались исходя из этого. Деньги, деньги были необходимы, чтобы вывозить девиц на балы, иначе и завалящего жениха не сыщешь. Наталия Ивановна влезла в долги, да и кто из русских дворян обходился без этого. Наташа могла бы сделать блестящую партию, но для этого опять же нужны деньги. Такие или почти такие размышления занимали мадам Гончарову во время визита князя Вяземского, привезшего к ним Пушкина. Досадно, право, что это за жених, нет бы привез кого побогаче, даром что у самого денег куры не клюют. Наталья Ивановна была ужас как нелюбезна. Пушкин злился сам на себя, на Вяземского, на эту мегеру.
Но Натали – ангел небесный, мадонна. Все забывалось при одном взгляде на нее. Какая кожа, плечи. Какая грация в движениях. Ничем не омраченное чело, очарование взгляда. Может быть, именно ее он ждал так долго.
Когда Вяземский, выходя из дома Гончаровых, не без иронии поинтересовался, испытывает ли Пушкин по-прежнему желание ухаживать за Натали, тот с горячностью воскликнул:
– Больше чем когда-либо! Я очарован навсегда. Теперь я могу думать только об одном: я должен на ней жениться.
Князь пожал плечами. Господи, чего еще можно ждать от этих поэтов, неизлечимых романтиков, постоянно грезящих о несбыточном. Конечно, Наталья Гончарова должна была поразить его воображение, но жениться…
Теперь Пушкин старался как можно чаще видеть свою любимую: в театре, на прогулках, в гостиных… Но чем сильнее пылало его сердце, тем застенчивее становились его ухаживания. А мать между тем не уставала делать выговоры Натали. Эка невидаль – знаменитый поэт! Ни денег, ни положения. Знается с опасными людьми, все заговорщики смутьяны. Он на подозрении! Натали устало кивала. Ах, все равно. Любое приличное замужество, чтобы можно было кинуться в вихрь развлечений. Она так молода, а жизнь так прекрасна! Сколько же можно выслушивать матушкины жалобы на безденежье.
Когда князь Вяземский все-таки решился от имени друга посвататься к прелестной девушке, он столкнулся с поистине невероятными требованиями со стороны ее матери. На него обрушились потоки слез и причитаний по поводу того, что мадам Гончаровой приходится отдавать свое драгоценное дитя такому записному развратнику. Отрыдав положенное, будущая теща перешла к вещам более низменным. Деньги, деньги – все те же деньги! Наташе нужно приданое. Кроме того – долги. Свадьба должна быть достойной. В общем, денег нужно много, а без этого и говорить не о чем.
Пушкин ринулся собирать требуемую сумму. Пожалуй, вернее всего начать с Болдина. Имением надо заняться. Как-никак он будет женатый человек, хотя свадьба и откладывалась на неопределенное время. 1 мая 1829 года он пустился в дорогу. Но, увы, эпидемия холеры заперла Пушкина в деревне. Карантин, заставы, шлагбаумы разделили поэта и его возлюбленную. Но, боже, какой всплеск вдохновения! Какие стихи написаны. Пушкин на долгих три месяца застрял в своем имении. Именно здесь, в этой добровольной ссылке, он написал «Домик в Коломне», «Повести Белкина», последние главы знаменитого романа в стихах «Евгений Онегин», которым зачитывалась вся Россия. Поэт в конце концов приехал в Москву, чтобы снова подпасть под чары прелестной Натали, которой так и не удалось найти принца, который соответствовал бы
