опиравшегося на свой огромный топор палача был вполне реален…
Не говоря ни слова, дож опустился на колени, закрыл глаза и сложил руки для последнего обращения к Богу. Прежде чем появиться перед Его пресветлыми очами, он хотел поручить Господу свою жену Лодовику. Ему даже не позволили проститься с ней перед смертью. Фальеро, казалось, не заметил, как с него сняли драгоценный плащ и заменили его простым черным, как сорвали с его головы «корно»… Закончив молитву, он сам положил голову на плаху. Палач поднял свой топор…
Один из членов Совета Десяти подобрал отсеченную голову казненного и показал ее, высунувшись из окна, молчаливой и окаменевшей от ужаса толпе.
– Справедливость восторжествовала! Изменнику отрубили голову!
После этого двери дворца были широко распахнуты, чтобы народ смог увидеть труп в черном плаще, лежащий на площадке парадной лестницы. Но это было еще не все.
Солдаты вытащили несчастную Лодовику из ее комнаты. Двое мужчин, схватив ее за руки, поволокли дону Лодовику к месту трагедии. Она в ужасе отшатнулась, увидев обезглавленное мертвое тело… Ее силой заставили ступеньку за ступенькой одолеть страшную лестницу, по которой струилась кровь ее супруга. Ее привели под арку и указали на дверь…
Медленно, очень медленно, еле держась на ногах, она пошла к площади, к этой забитой людьми площади, где к ней не потянулась ни одна дружеская рука, никто ее не поддержал. Люди расступались перед ней, опасаясь, что их обвинят в преступном сочувствии. Никто не посмел пожалеть женщину, которую безжалостная людская ненависть только что лишила всего, чем она владела. Все имущество супруги дожа было конфисковано. Дона Лодовика двигалась вперед вслепую, толком и не зная, куда идет. Что-то в ней сломалось.
Из толпы вышел мужчина, локтями пробивая себе дорогу.
– Подлецы! – прокричал он. – Все вы просто трусы и подлецы!
Это был Антонио, тот самый бедный гондольер, которого Лодовика спасла от заточения. Он почтительно подошел к несчастной женщине, преклонил перед ней колено и ласково взял за руку.
– Пойдемте, ваша милость, – сказал он. – Я отвезу вас домой.
В мертвой тишине он проводил развенчанную повелительницу Венеции к гондоле, которую она сама помогла ему вернуть, устроил ее поудобнее и повел хрупкое суденышко по переливающейся в утреннем свете воде Большого Канала. Никто и не пытался помешать ему. Он отвез Лодовику во дворец Фальеро, единственный оставленный ей для жилья.
Увы, рассудок догарессы не устоял перед пережитой трагедией. С этих пор она жила взаперти, находя успокоение лишь в молитвах в те редкие минуты, когда безумие оставляло ее. Но очень скоро не стало и этих коротких передышек, и несчастная окончательно потеряла рассудок.
Бельтрам, выдавший заговорщиков, получил за это от Совета Десяти пожизненный пенсион в размере тысячи дукатов. Но бесстыдству его не было предела. Он требует, чтобы Лодовику изгнали из дворца Фальеро и отдали этот дворец ему! Это было уже слишком… Микеле Стено, чье запоздалое раскаяние точило его день и ночь, добился от Большого Совета ареста Бельтрама и изгнания его из Венеции. Позже один из заговорщиков, которому удалось ускользнуть от палачей, обнаружил следы предателя в Венгрии и убил его.
Да, Микеле Стено осознал наконец, к какой катастрофе привело его поведение. Угрызения совести терзали его все сильнее. Безумная Лодовика не могла ни осудить его, ни простить. Участь ее была ужасной, и Микеле, как бы ни хотел, ничем не мог ей помочь. Оберегать ее издалека – это все, что ему оставалось. Вся жизнь молодого человека круто изменилась. Он посвятил себя службе отечеству и столь преуспел в этом, что, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, он достиг к шестидесяти восьми годам высшей власти: ему была доверена судьба Республики, его избрали дожем Венеции.
Но в момент, когда он опустился на колени, чтобы принести присягу, на той самой площадке парадной лестницы, откуда много лет назад скатилась окровавленная голова Марино Фальеро, новый дож побледнел и прикрыл глаза…
Лодовика уже давно обратилась в легкий призрак. Призрак, который, если верить легенде, и сейчас скорбным белым силуэтом скользит по молчаливым залам старого дворца рядом с высокой фигурой мужчины, который держит в руке, как воин – шлем, свою отрубленную голову…
Бертран дюгеклен, коннетабль Франции
Кони понеслись тяжелым галопом навстречу друг другу с двух концов ристалища. Земля дрожала под их копытами. Опустив головы в шлемах с закрытыми забралами, с копьями наготове, всадники ждали столкновения. Сухая пыль поднималась над полем из-под копыт, едва видневшихся под разноцветными попонами. Нарядная толпа на трибунах затаила дыхание, а герцогиня Жанна чуть крепче сжала пальцами подлокотники своего трона.
И вот страшный удар стали о сталь… Копье коренастого рыцаря в черных доспехах без герба с силой бьет в самый центр золото-лазурного щита его противника. Рыцарь золота и лазури отклоняется назад, почти укладываясь на круп своей лошади, потом теряет равновесие и, едва успев выдернуть ноги из стремян, валится, грохоча латами, в пыль. Низкорослый рыцарь в черном поднимает копье вверх, приветствует зрителей и, пришпорив лошадь, спокойно удаляется на свое место на краю ристалища. Его провожают гром оваций и радостные возгласы собравшихся поглядеть на турнир. Первым начинает аплодировать бретонский герцог Шарль де Блуа. Сидящая рядом с ним прекрасная герцогиня Жанна, не скрывая восторга, машет белым шарфом. Побежденный с трудом поднимается, стесненный тяжелыми доспехами. Оруженосец помогает ему встать. Но вот уже снова звучат трубы. Герольд – распорядитель турнира во весь голос провозглашает:
– Честь и слава Отважному Всаднику!..
Едва он умолкает, на ристалище появляется новый соперник победителя. Он стоит лицом к рыцарю в черных доспехах, слегка потускневших от пыли. Распорядитель турнира выдвигается вперед и объявляет:
– Против Отважного Всадника – сеньор де Турнемин, граф де ля Гюноде!
Отважный Всадник берет новое копье. Он уже готов к следующему бою. Герцог Шарль, наклонившись, шепчет на ухо жене:
– С ним ему не справиться, дорогая. Эти Турнемины тверды, как скала!.. А наш неизвестный выстоял уже в четырнадцати поединках. Слишком много. Он устал.
– Нет, он победит, мессир, ей-богу, готова биться об заклад!.. Ни на одном состязании, никто и никогда не видел такого рыцаря! – шепчет герцогиня, улыбаясь.
И впрямь, противник у Отважного Всадника был грозный. Высокий, настоящий гигант в доспехах синеватой стали. Его непримиримый вид не допускал и мысли о куртуазном поединке. Застыв во всем своем великолепии, словно был не человеком, а каменной статуей, он неподвижно сидел на своей лошади, укрытой шитой золотом попоной. По знаку герольдов всадники ринулись в бой. На этот раз копье черного всадника переломилось пополам. Но и граф де ля Гюноде свалился буквально под ноги собственной лошади. Трибуны охватило настоящее безумие. Люди ликовали. Они обнимались, кричали, разрумянившиеся женщины бросали в воздух чепчики. Герцогиня ликовала.
А за ее спиной, на главной трибуне, несколькими рядами выше, темноголовая девчушка лет шести или семи с серьезным личиком и огромными серо-зелеными глазами, в которых отсвечивали золотистые огоньки, так отчаянно била в ладоши, что руки ее уже чуть ли не отказывались повиноваться. Ее мать не выдержала и наклонилась к ней:
– Успокойся, Тифен!.. Неприлично барышне производить столько шума.
Малышка остановилась и взглянула на мать сияющими, как звезды, глазами.
– Он такой храбрый, такой доблестный рыцарь, матушка!.. Как бы мне хотелось узнать, кто он!..
– И мне тоже, – злобно процедил сквозь зубы ее брат Гийом. – Он ведь победил не только графа, но и нашего отца!
– Немного терпения. Если он выиграет бой у единственного оставшегося на ристалище рыцаря,
