лайнер разламывается пополам. И сейчас же у борттехника возникло ощущение, будто он раскачивается в своем кресле, как на качелях. Ему не сразу пришло в голову, что это раскачивается весь корабль. Он инстинктивно протянул руку к выключателю энергопитания лайнера, но его опередили из рубки. Свет погас. Чингиз будто нырнул в глубокий беспросветный колодец. Скрежет нарастал и в полном мраке становился еще более зловещим. Борттехнику казалось, что он уже слышит треск расползающейся обшивки корабля. Сидя в темном мешке, сотрясаемом чудовищными толчками, он оцепенело ждал, когда до него доберется грохочущая смерть. Вскоре скрежет перешел. в визг, а затем в оглушительный свист. Потом где-то далеко внизу, в корме корабля, раздался звук, напоминающий приглушенный взрыв, и кресло Чингиза, выведенное из себя резким перепадом ускорения, поспешило выместить на борттехнике сразу все свои обиды.
«Чингиз, что с тобой? Ну, очнись! Слышишь, все в порядке! Да очнись же ты!» – услышал Чингиз знакомый голос штурмана и открыл глаза. Через овал раздраенного иллюминатора внутрь корабля заглядывала полная луна.
– Видно, здорово тебя тряхануло! – сказал штурман, помогая Чингизу отстегивать привязные ремни.
Борттехник ничего не ответил. Осторожно ступая одеревеневшими ногами, он приблизился к иллюминатору. Только теперь до него дошло, что лайнер сидит надежно в гнезде взлетно-посадочной шахты.
– Но ведь этого же никак не могло быть! Это немыслимо!
Чингиз был настолько оглушен, настолько готов к концу, что в первый момент даже не ощутил радости спасения.
– Ты знаешь, там уже прикатили биологи, – говорил штурман. – Рады до помешательства! Сейчас шаманят со своими контейнерами около шлюзовой камеры. Подумай только, какой подарочек мы им привезли!
Чингиз просунул в иллюминатор голову. Ветерок, напоенный родными земными запахами, приятно холодил лицо. Где-то внизу чернел провал взлетно-посадочной шахты, над которой возвышалась только головная часть лайнера. На площадке космодрома в свете прожекторов суетились машины и люди – все было, как всегда.
– Ничего не понимаю! – сказал Чингиз, повернувшись к штурману. – Ты можешь мне объяснить, как же это, черт возьми, нас все-таки угораздило сесть?!
– Не все ли тебе равно, как это случилось, – ответил штурман. – Мы сели, Чингиз, и это главное! – Лицо штурмана утонуло в тени, голос его звучал теперь неуверенно. – Ты извини, конечно, что я так говорю, но сейчас мне самому дико вспоминать, как все было. Во всяком случае, тут моей заслуги нет. Я делал все, что приказывал Старик. Вот это, я скажу тебе, человек! Представляешь, Чингиз, мы вышли точно на космодром. Под нами горели зеленые огни посадочной шахты. А вокруг, на освещенном прожекторами поле космодрома, ни души, даже машины спрятаны в бункера. Все ждали взрыва, и ни один человек внизу уже ничем не мог нам помочь.
Мы падали прямо на бетонную площадку. Я видел, что зеленое ожерелье шахты осталось в стороне… А мы падали! Падали! Вдруг я заметил, что руки Старика на миг выжидающе замерли, а в следующую секунду он уже быстрым движением выключил еще один из посадочных двигателей, Я закрыл глаза. И тут произошло невероятное: либо у Старика имеется договор с сатаной, либо он сам дьявол. Понимаешь, мне показалось, что он специально подстерегал это мгновенье: неожиданно вздрогнув, лайнер резко накренился, и свершилось чудо: сделав в воздухе реверанс, корабль достал кормою раструб шахты. Все произошло за какие-то доли секунды: Старик переключил двигатели, и лайнер, закачавшись над краем провала, выпрямился. Нас потянуло вниз, в ствол шахты. Горючее как раз кончалось, поэтому скорость падения была очень велика, но мы теперь находились в шахте и знали: здесь уже ничего плохого случиться не может. Вот так мы сели, Чингиз.
Как только штурман умолк, они оба услышали какие-то странные звуки. Казалось, что в глубине отсека кто-то сердито фырчал, тарахтел и поскрипывал. Лицо штурмана вытянулось от изумления: там, в серебристом овале лунного света, происходило настоящее сражение. Позеленевший от ярости астрид пытался оплести чувствилищами своего нервно подпрыгивающего и крутившегося волчком противника. «Да ведь это же мое кресло! – догадался борттехник. – Наконец-то эти двое нашли друг друга!»
– Как тебе нравится мой зверинец? – спросил он штурмана.
Только теперь окончательно Чингиз поверил в спасение. Сейчас лишь одна мысль не давала ему покоя, мешала радоваться возвращению к жизни. Его опять мучил проклятый вопрос: «Кто же этот Старик?» Последнее предположение, что бритоголовый – пилот с погибшего лайнера «Гром», казалось ему теперь детским лепетом. Во-первых, об этом наверняка знали бы все на корабле. Но главное: разве кто-нибудь из землян мог совершить то, что удалось человеку со шрамом? «Полно, да человек. ли он, в самом деле», – подумал Чингиз, поймав себя на том, что мысленно повторил сомнение, только что промелькнувшее в рассказе штурмана. Как-то сами собой вспомнились таинственные слухи, которым он никогда раньше не придавал значения. Теперь, после всего, что произошло, Чингиз мог уже допустить любое, самое фантастическое предположение: «А что, если этот необыкновенный старик и есть один из тех пришельцев, о которых так много говорят, – думал борттехник. – Что, если бритоголовый и в самом деле разведчик, проникший в обжитую зону из еще не обследованных районов Галактики, – гуманоид, усвоивший земной язык? А шрам на его лице – всего лишь искусная маскировка!»
– Я совсем забыл сказать, – нарушил молчание штурман, – Старик хотел тебя видеть.
– Меня?! – удивился Чингиз. – Зачем я ему понадобился?
– Не знаю, – ответил штурман. – После приземления ему вдруг стало плохо – что-то с сердцем. Я вызвал врача. Теперь Старик в лазарете, и ему вроде бы лучше. Сходи к нему. Он ждет!
При появлении Чингиза в лазарете на изуродованном лице больного промелькнуло что-то похожее на улыбку. Но, возможно, это была просто гримаса боли.
Некоторое время они оба молчали, и борттехник поймал себя на том, что не в силах оторвать взгляда от лица, обезображенного страшным шрамом. Словно прочтя его мысли, Старик тихо сказал:
– Это украшение – подарочек от гребнезубого щерца. Я встретил его на Коралловом Клыке… Очень милое создание… Просто мы не сошлись характерами, это бывает. У нас такие передряги в порядке вещей…
«Он сказал «у нас»! Так я и думал, это не землянин! Сейчас он проговорится…» – Сердце Чингиза торжествующе забилось.
– То, что вы совершили, настоящее чудо! – неожиданно выпалил он, и ему самому стало противно от этих умильных слов: но он должен был заставить бритоголового разговориться.
– Какое, там чудо, – ответил Старик, – обыкновенная работа.
Но Чингиз не мог больше продолжать игру:
– Все так отвечают, когда их благодарят или хвалят. Для этого существует стандартная формула скромности под шифром из первых букв ЛНМПТ, что означает – любой на моем месте поступил бы так же. Конечно, откуда же вам это знать!
– Ну и злой же ты, – улыбнулся бритоголовый. – Впрочем, это хорошо… Плохо то, что вы здесь, на Земле, как мне кажется, утратили вкус к решительным действиям…
– Так я и знал! – вырвалось у Чингиза. – Вы победили благодаря каким-то своим особым качествам! Все правильно, вы даже не похожи на человека Земли!
– Зато вы все очень похожи друг на друга, – проворчал Старик, дотронувшись пальцами до шрама.
– Простите, я совсем не имел в виду внешнее сходство, – смутился Чингиз.
– И я тоже, – сказал бритоголовый, – но от этого нам не легче. За кого, собственно, ты меня принимаешь? – Этот вопрос сбил Чингиза с толку.
– Не знаю, – ответил он. – Просто вы чем-то от нас отличаетесь. Я это чувствую, потому что все люди должны быть одинаковыми…
– Такими же одинаковыми, как астриды? – спросил бритоголовый и, сморщась, прижал руку к сердцу.
– Нет, вы не поняли, – оправдывался Чингиз. – Я только хотел сказать, что лучшее качество человека – это его простота. Да, да, простота! А вы для меня совсем непонятны!
– Жаль, меньше всего хотелось мне быть непонятным, – вздохнул Старик и, немного помолчав, добавил: —Но и слыть простаком тоже не желаю – уж больно это подозрительное дело. Простой человек может
