Джо!» Я последовал за ней не столь резво, двигаясь на звук голоса. Я углубился в лес еще не очень далеко, когда понял, что этого делать не стоило. Я повернулся кругом, надеясь найти дорогу, которой пришел. Жалкий Рейган сказал однажды: «Если вы видели одно дерево, считайте, что видели все деревья». Я мгновенно распознал одиннадцать разных пород деревьев и кустов, но доминирующей чертой реальности было громкое назойливое гуденье москитов. Голос Энн постепенно замер вдали, и в животе у меня похолодело при мысли, что мы оба в конечном счете безнадежно заблудимся. Сквозь жутковатый тонкий вой москитов мне послышались еще какие-то звуки, похожие на музыку. Ну конечно. Презренный Брамс по радио в автомобиле. Я был спасен, но не Энн. Я двинулся обратно, музыка становилась все полнокровнее и мелодичнее, и я шел и думал, что отдал бы десять тысяч долларов за сапфировое мартини. Это в любом случае «мертвые» деньги: деньги, предназначенные племянникам и племянницам, поскольку мой образ жизни никак не отразился на моем капитале — мерзкое слово, если только речь не идет о капитале духовном. Почему бы мне, во имя всего святого, не выложить ровно десять кусков за мартини, которого, правда, не найдешь в радиусе как минимум пятнадцати миль?
Я жал на гудок, пока этот страшно заунывный звук не поверг меня в депрессию. Жизнерадостное «би-бип» детских историй не имеет с ним ничего общего. Нажмите посильнее на гудок в дремучем лесу, если хотите пересмотреть свое представление об «одиночестве»; звук быстро теряется и замирает в зеленой чаще. Одинокий Норм давит на гудок.
Примерно через полчаса Энн появилась из-за деревьев и спросила, зачем я все время сигналил. В ответ на мой вопрос она сказала, что вышла из леса точно так же, как вошла. К несчастью, я совершил оплошность, когда разворачивал машину. Было уже темно, и, сдавая назад, я заехал в канаву с водой. Полный привод не работает, если автомобиль сидит днищем на земле, а капот задран вверх, словно нос взлетающего самолета. К счастью, в бардачке у меня был репеллент, и Энн была столь любезна, что не назвала меня тупым мудаком. Мы целый час слушали Моцарта по радио, прежде чем прикатил Дик Рэтбоун и вытащил нас из канавы на буксире. Я знал, что он сделает это. В смысле прикатит. Когда он прицеплял трос, я отчетливо увидел лицо в зарослях, освещенных фарами его грузовичка, но ничего не сказал.
По возвращении в хижину я сделал вожделенное мартини, а также сандвичи, поскольку была полночь и слишком поздно, чтобы готовить полноценный ужин. Уезжая, Дик сказал, что на рассвете вернется на территорию Джо и повесит пакетик с таблетками на ветку дерева рядом со старым жилищем. Джо выбросил свой телеметрический прибор, как часто делал.
Энн клевала носом, сидя в кресле, и я настоял на том, чтобы она заняла спальню на чердаке, а сам удовольствовался диваном у камина, поскольку даже крохотный язычок пламени теплой летней ночью действует на мой мозг умиротворяюще. У Уильяма Кальвина, нейрофизиолога-теоретика, я читал, что основная масса, или объем, мозга служит изоляцией от бесчисленных миллиардов электрических импульсов. Что ж, созерцание огня успешно затормаживает упомянутые импульсы. Пока мы ждали Дика Рэтбоуна в лесу, Энн сказала, что получила от университета грант, частично покрывающий расходы на поездку в Санкт-Петербург, в Россию, на месяц следующей зимой. Она всегда хотела побывать там зимой, и ей нужно встретиться со специалистами по Тургеневу. Опрыскивая себя противомоскитной дрянью, она вяло добавила, что, возможно, у нее не получится поехать, поскольку нет денег. Я был в этом прекрасном городе в семидесятых, до превращения коммунизма в некий новый строй, и с жаром сказал Энн, что у меня есть пробивной агент в чикагском бюро путешествий, которого я попрошу поселить ее на месяц в отеле «Европа». Я не хотел, чтобы она отморозила свою симпатичную задницу в каком-нибудь занюханном студенческом общежитии. Энн шутливо заметила, что если я имею виды на ее «симпатичную задницу», то такой путь к цели обойдется мне очень дорого. Мы оставили тему с чувством обоюдной неловкости. Глядя в огонь, я думал о том, что если бы я мог купить воспоминание такого качества за десять кусков, это была бы выгоднейшая покупка. Какая смелая мысль — во всяком случае, для меня. Разве Энн не стоит части моих мертвых денег? Если мартини стоит десяти кусков, то какой немыслимой суммы стоит Энн?
II
Такой жаркой недели в августе никто не помнил, а у местных жителей отличная память на погоду. Может, все писатели, рассказывающие свои истории, на самом деле проводят коронерское следствие? Например, сегодня утром у меня раздражающе дрожала левая рука, когда я читал газету. Поначалу я отнес это на счет привычной досады, вызванной газетными новостями, но потом решил признать, что дрожь вполне может знаменовать новый этап процесса старения. В качестве эксперимента я вызвал перед мысленным взором картину совокупления с Энн на столе для пикников, и дрожь прекратилась. Вот он, мой научный метод. Какое чудодейственное зелье выделил мой мозг?
Джо вернулся из леса через пять дней, не испытывая ни малейших угрызений совести по поводу беспокойств, нам причиненных. Он небрежно извинился, а потом пошел поплавать. Его, совершенно обессиленного, подобрал пассажирский лайнер в озере Верхнем, по меньшей мере в пяти милях от берега, теплым, но ветреным днем. Люди на лайнере были потрясены и связались со службой береговой охраны, которая выслала катер, ныне использующийся для самых разных надобностей, так как местный погранпост прекратил свое существование.
Джо отсутствовал пять дней, поскольку рыл пещеру неподалеку от места разрушенной хижины.
— Им не найти мою пещеру, — сказал он мне на заднем дворе Дика Рэтбоуна, потом повернулся к Энн, которая стояла в нескольких футах от меня, но у него в сознании явно существовала в некоем параллельном мире, и повторил: — Им не найти мою пещеру.
Кто он — больной пес, желающий спрятаться; млекопитающее животное, ищущее безопасности в тайном убежище; раненый молодой человек, отважно пытающийся привести в порядок свой расстроенный ум? Надо сказать, я внимательно наблюдал за ним, высматривая признаки уныния и жалости к себе, но не находил таковых. Что-то в поврежденной голове Джо спокойно примирилось с его состоянием, так же, вероятно, как Марша примирилась с непредсказуемым поведением своего хозяина. Будучи некоторым образом гурманом, я спросил, чем они с Маршей питались в течение пяти дней своего отсутствия.
— Мясом животных, — ответил он и не стал вдаваться в подробности.
Позже Дик сказал мне, что, когда он наведывался в мою хижину в апреле, Марша умудрилась поймать крупного кролика. Кролик принялся петлять на полной скорости, как они всегда делают, спасаясь от хищников, а Марша рванула за ним по прямой и сумела его перехватить.
Значит, по всей видимости, Джо ел кроликов, предположительно жареных, и бог весть что еще, ибо дальнейшие расспросы он проигнорировал. Когда он вернулся, Эдна обратила внимание, что и сам он, и его одежда относительно чистые, — это, возможно, объяснялось наличием ручья неподалеку от снесенной лачуги. Значит, Джо помнил полученные в детстве уроки гигиены, хотя следует отметить, что многие виды млекопитающих регулярно купаются.
Естественно, Энн вернулась в крохотную хижину Джо на заднем дворе Рэтбоуна. Первый вечер без нее я сходил с ума от ревности, так что дурацкие замечания Роберто следует признать не вполне необоснованными. Могильные камни старения вылезали из земли, как грибы или, вернее, поганки. Старый хрен сидит в своей хижине с глазами на мокром месте, в первый раз за последние пять вечеров он остался один, хотя ему не привыкать, он почти всю жизнь летал в одиночку. Его жена часто говорила: «На самом деле меня здесь нет, верно?» Джо, несомненно, безжалостно драл Энн. Бедная Энн, что и говорить. Женщины гораздо более неистовы и дики в сексе, чем мужчины, и, несмотря на умиротворяющий огонь в камине, мой мозг продолжал рождать картины их совокупления и его невероятной потенции, — во всяком случае, Соня намекала на это в последнюю нашу встречу.
Проснувшись и приготовив кофе, я, к несказанному своему удивлению, обнаружил во дворе Джо и Энн, дожидавшихся меня на столике для пикников. В первый момент я почувствовал раздражение, поскольку люблю начинать день с часа-другого чтения и накануне дошел до главы «Синтаксис как основа интеллекта» в книге Уильяма Кальвина «Как мыслит мозг». Кроме того, когда поутру я открыл глаза, пребывая в гипнагогическом состоянии между сном и бодрствованием, в моем уме зародился фантастический план, одновременно великодушный и эгоистичный. У меня есть маленькая зимняя глинобитная хижина на юге Нью-Мексико, которую оставил мне отец, когда уволился из «Кливленд
