Факты показывают, что опричный террор отнюдь не сводился к столкновению между монархией и могущественной титулованной аристократией. Позиция феодальной знати по отношению к укреплению централизованного государства с самого начала была противоречивой. Она боролась за сохранение самостоятельности в вопросах владения наследственными землями, за сохранение своего веса и влияния в сфере административной и политической.
Вместе с тем классовое самосознание крупных феодалов неотвратимо толкало их на путь организованной защиты своих интересов, т. е. на путь укрепления центральной власти. Особенно пугали их восстания городских низов — посадских людей, направленные в первую очередь против феодальной аристократии, использовавшей свою власть и влияние для эксплуатации населения. Только крепкая власть, к тому же освященная вековым авторитетом церкви и самой истории, могла прочно охранить интересы класса феодалов в целом, а значит, и интересы крупных феодалов.
Размах борьбы феодальной аристократии против монархии был, таким образом, ограничен даже со стороны ее собственного социального сознания. Удельная фронда была лишь одним из слагаемых среди тех политических сил, которые могли противостоять самодержавию, могли добиваться ограничения власти монарха.
Ни один из этих социальных слоев в отдельности не мог бы добиться своих целей.
Титулованные уже не обладали достаточным политическим могуществом. Дворянство им еще не обладало. Посадская верхушка также была слишком слаба. Церковь, при всем се духовном и экономическом могуществе пе имела собственной военной силы.
Именно в объединении политических сил, стремящихся ограничить власть самодержца, или, как выражался Грозный, «восхитить» ее, таилась большая и вполне реальная опасность — опасность того, что единовластие останется лишь номинальным. Самодержавие не могло бы ни появиться, ни укрепиться без того инструмента принуждения, который сумела создать окрепшая царская власть, т. е. без опричнины.
Признание того, что опричнина является конкретно-исторической формой объективного исторического процесса, в свою очередь ведет к пониманию, что исторические деятели того времени, в том числе и облеченные высшей властью, вольны были создавать и отменять те или иные политические учреждения, давать им наименования, хотя бы самые произвольные, каким и является наименование «опричнина», что они могли по-всякому, в том числе и весьма театрально, обставлять создание этих учреждений, что они могли формировать и изменять их личный состав, но что они не могли ни породить своей волей, ни отменить объективное историческое развитие.
Смешение внешних проявлений объективного исторического процесса с его сущностью порой сказывается в оценках событий, связанных с учреждением опричнины и с ее так называемой отменой. И то и другое нередко изображается как волевые решения царя, продиктованные главным образом субъективными причинами.
Для того чтобы правильно понять действительную сущность опричнины, необходимо расстаться с некоторыми традиционными представлениями о ней. Прежде всего это касается представления о том, будто опричнина и в самом деле разделила («рассекла») государство на две части («на полы»).
Основоположником такого толкования опричнины является опять-таки сам ее творец — царь Иван Васильевич Грозный. Именно он на начальном этапе осуществления своего замысла представил дело так, будто, убегая от измен и преследований со стороны бояр, он отделяет для себя небольшой удел — «опричнину», а боярам, воеводам и всем приказным людям оставляет в управление все остальное огромное государство — «земщину»
Впечатлению о разделении государства на две части — опричную и земскую — способствовало и то, что царь действительно выделил себе «особный» двор, отдельно «испоместил» поначалу своих опричников на земле, создал отдельные опричные полки, устроил у себя в Слободе опричные приказы. Опричники были одеты в отличающее их от прочих служилых людей одеяние и пользовались особыми привилегиями. Нет поэтому ничего удивительного в том, что современники увидели в опричнине некое разделение государства.
Как пишет П. А. Садиков, это была только внешняя сторона опричного царского «обихода», прикрывавшая и затемнявшая его настоящую сущность и назначение.
Подлинная суть опричнины отнюдь не соответствовала ее внешней форме. Все перечисленные «разделения» и прежде всего разделение государства на земщину и опричнину, были по существу не чем иным, как созданием «верхнего этажа» власти. Прежние, исторически сложившиеся ее институты, сохранявшиеся в земщине, включая Боярскую думу, были тем самым все разом подчинены власти самодержца.
Для того чтобы стать реальностью, единовластие нуждалось не только в формальном его провозглашении — «венчании на царство», не только в намерении самого монарха быть самодержцем и даже не просто в поддержке тех или иных влиятельных социальных слоев. Как и всякое государство, оно нуждалось в организованной политической силе — в собственных вооруженных отрядах и аппарате власти.[39]
В опричнине царь освободился наконец от традиционной, опеки со стороны Боярской думы и князей церкви.
Опричнина опиралась на насилие и располагала властью, которой ранее не обладало ни одно из московских правительств.
Современные историки в общем единодушно указывают на то, что опричнина решительно укрепила аппарат власти самодержавия.
Особняком, как уже говорилось, стоит мнение С. Б. Веселовского. Признавая, что в опричнине были созданы свои, опричные приказы, Веселовский подчеркивает, что «далеко не все», какие существовали в земщине, и что функции их были весьма ограничены. Исследователь утверждает, будто Грозный, создавая опричнину, не проводил каких-либо государственных начал и не внес принципиальных структурных изменений в организацию служилого класса.
Между тем Грозный внес в «государственные начала» управления русским государством такое «структурное изменение», как фактическое установление самодержавия. Номинально оно существовало и раньше, но стало самодержавием реально только после учреждения опричнины.
Новейшие исследования показали, что в опричнине существовали главнейшие приказы: Разряд, Ямской, Дворец государев, Казна. В опричнине бьша «учинена» система государственного управления — Боярская дума, бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки.
Вполне очевидно, что опричная Боярская дума управляла не делами двора, а делами государства, иногда собираясь вместе с земской Боярской думой, иногда же навязывая последней свои решения. Опричная дума была и территориально, и по существу более близка к царю, чем земская. Соответственно земская дума занимала в отношении опричной подчиненное положение.
Опричный Разрядный приказ ведал формированием привилегированной, сопровождающей самого царя части войска, его головных полков, как сказали бы позднее, царской «гвардии».
С. Б. Веселовский верно указывает на то, что в опричнине не было отдельного Посольского приказа. Но в этом, как отмечает П. А. Садиков, не было нужды, так как опричнину от иноземцев скрывали. При этом, однако, хорошо известно, что важнейшие вопросы взаимоотношений с иностранными государствами, в том числе вопросы войны и мира, решала опричная дипломатия.
К сказанному следует добавить, что сторонники точки зрения, будто опричнина окончила свое существование в 1572 г., закрыли себе возможность исследовать процессы дальнейшего развития опричных (дворовых) общегосударственных учреждений, процесс расширения их функций и общегосударственного влияния. Ввиду этого их выводы о значении опричного двора в истории Московского государства зачастую сделаны на основании неполного материала, относящегося лишь к первым годам существования, становления и развития аппарата власти самодержавия, каким являлась опричнина.
Опричный двор с самого начала и до конца дней Грозного осуществлял верховное руководство всеми главными службами и учреждениями царского государства, воплощал практически власть самодержца. Из людей «государева двора», пишет С. О. Шмидт, формировались кадры для военной, придворной и административной службы.
Об этом же говорит и Р. Г. Скрынников: опричнина изменила значение важнейших дворцовых чинов,
