мог понять кто. И вдруг увидел - чуть повыше головы, на лежанке, сидит рыжий кот. 'Фу ты, черт рыжий!'
Саня принес сухого вина в стакане. Растрясся-таки, директор! Но вино Краснощеков выпил. А Окуджава, который, может быть, и не Окуджава, запел песню:
Ночами долго курят астрономы...
Краснощеков дальше ничего не мог разобрать, но он ясно видел этих славных ребят, которые общаются с беспредельностью и бесконечностью мира, ребят, для которых наша Земля со всеми ее бедами и заботами - крошечная песчинка, но они понимают, что и здесь есть кое-что, ради чего стоит жить, и здесь есть о чем подумать. И поэтому они могут так вот остановить мгновение, задержать бесконечный, стремительный бег времени и закурить. Курить долго, неторопливо размышляя, откладывая трубки.
Юрка, Юрка...
Когда-то, в детстве, Краснощеков спас Юрку, вытащив из-под колес грузовика. Ничего удивительного. Просто Краснощеков тогда прочно стоял ногами на твердой глине, а Юрка, разбежавшись с пригорка, катил на спине по замерзшей колее. Передние колеса грузовика пересекли колею, а вот под задние колеса Юрка и должен был подоспеть как раз вовремя. Краснощеков успел подумать, что что-то происходит не так, и на всякий скучай крепко ухватил Юрку за воротник пальто. Юрка по инерции потащил его вперед, и Краснощекова сильно швырнуло кузовом на землю. Машина остановилась, вылез, пошатываясь, шофер, сел на подножку, долго смотрел на перепуганного Юрку и сказал заикаясь: 'Долго же ты будешь жить, парень'.
Юрка, Юрка...
Тогда Краснощеков обернулся меньше чем за час. Прибежали Гаврилов и двое ребятишек с веревками. Краснощеков не первый год знал Гаврилова, но раньше никак не мог рассмотреть, какие у него глаза - очень тот был подвижным. Сейчас у Гаврилова было не лицо, а два огромных голубых блюдца.
Краснощеков падал с ног, но все же настоял, чтобы в трещину спустился именно он, так как Юрка больше не отзывался. Ребята молча работали, и через минуту Краснощеков уже спускался на веревке в воронку, зажав конец второй веревки в кулаке.
Трещина была узкая. Хрипло дул пронизывающий ветер. Звенели падающие сосульки. Далеко внизу хлестала вода.
Юрка висел метрах в пятнадцати-двадцати от поверхности. Его заклинило между рюкзаком и небольшим ледяным выступом. Видно было, что он с самого начала не мог пошевелить притиснутыми ко льду руками. Ноги свободно болтались внизу, и ледяной ветер хлопал легкими брюками.
- Юрка! - шепотом позвал Краснощеков.
Юрка открыл глаза и виновато улыбнулся. По бородатому лицу у него стекали крупные капли пота.
- Я тут йоговской гимнастикой занимался, - сказал он слабым голосом, представлял, что мне очень жарко... Кажется, не получилось...
Краснощеков лихорадочно обвязывал Юрку веревкой. Пальцы на сквозном ветру сразу же стали плохо сгибаться, но ему удалось протащить веревку под грудью у Юрки. Завязать узел мешал рюкзак. Он обрезал лямки ножом и протиснул веревку между спиной и рюкзаком. Затянул узел, потом еще один.
- Тащи! - крикнул Краснощекой.
- И-и-и! - завыло эхо.
Веревка натянулась, дернулась, Юрка подскочил вверх и потерял сознание. Руки и ноги его повисли...
Рядом с Юркой стояла Машенька. Она и Юрка, не отрываясь, долго смотрели друг на друга. Маша держала в руке дымящуюся сигарету и, когда Юрка делал знак, давала ему затянуться. Маша - медсестра, крупная, земная, красивая девушка. Рядом с ней Юрка, 'великий математик и кибернетик', - мальчишка. Она выходила Юрку в больнице. Не было б ее, наверно, выходили бы другие. Но все же это была она. И Юрка, всегда застенчивый, как мальчик, где-то не уверенный в себе, сразу стал старше, вдруг повернулся какой-то своей другой стороной, незнакомой Краснощекову.
'Это у них серьезно, - подумал он. - Очень серьезно'.
Юрка - аспирант. Он уже давно морочил голову Краснощекову аналоговыми, цифровыми и еще какими- то чудесными машинами. А несколько дней назад сказал по секрету, что после того, как ему сделают кибернетические руки, которыми ничего не стоит поигрывать на клавишах вычислительных машин, так вот после этого он сам займется своими руками, так как тут, по его мнению, нужно навести порядок. 'У меня теперь есть хобби', - сказал он.
Самолет в Москву улетает рано утром. Они и собрались здесь, у Маши, проводить Юрку. И Машенька полетит вместе с ним...
Ночами долго курят астрономы...
Краснощеков тряхнул головой. Нет, не показалось. Свет стал меркнуть, а углы комнаты закругляться, сворачиваться, превращаясь во что- то похожее на кокон.
- Юрка, скорее!
Он дотащил Юрку до умывальника и взял за плечи. В углу пискнула то ли мышь, то ли какая-то дудочка. Глаза у Юрки были как у девушки. Нет, как у ребенка...
...Юрка внимательно рассматривал свои руки. Сжимал пальцы в кулаки, разжимал. Наклонился, слепил снежок, долго его обкатывал в ладонях, пока тот не стал твердым, несколько раз подбросил ледяной шарик, поймал. Он сцепил пальцы, зажал эту ледышку между ладонями и с треском раздавил. Краснощеков всегда поражался, какие сильные руки бывают у сухощавых людей.
- Не пойму, как это у тебя получается, - сказал Юрка.
- Сам до сих пор не знаю... Находит что-то иногда. Когда... волнуюсь... - Краснощекой дрожал от возбуждения. Он был в чем-то очень не уверен.
- В первый раз это случилось в Астрахани. Помнишь, когда я слезал со стены и чуть не разбился...
- Что будем делать? - Юрка оглянулся - лагерь был еще виден вдалеке.
- Пойдем другой дорогой... Хочешь, я пойду вперед?..
- А люди?
- Встретим других людей...
- А Маша? - Юрка резко обернулся.
- Может, зайдешь в больницу... просто так... - неуверенно сказал Краснощеков.
- Дима, Дима... - Юрка долго молчал. - Это очень непросто... Очень.
Юрка смотрел на гладкий заснеженный склон, по которому они должны были спуститься.
- Не подхожу я на роль доктора Фауста, - глухо сказал он. - А ты... надеюсь, не Мефистофель... Пошли!
То ли свистнул взявшийся невесть откуда ветер, то ли дудочка пропищала, то ли полевая мышь... Юрка взвалил на плечи рюкзак.
- Вперед! - говорил он тем голосом. - Дорога прекрасная, и наст держит хорошо! - повернулся и начал спускаться.
Краснощеков шел следом. Он любил ходить замыкающим и недавно узнал с удивлением, что это почетная и трудная обязанность самых опытных альпинистов. Он шел сейчас по гладкому, заснеженному склону следом за Юркой и не знал, как скоро, очень скоро ему придется исполнить эту тяжелую обязанность.
Легкий хлопок, будто кто-то раздавил гриб-пылевик. Снег внезапно просел, зашипел, и Юрка Тропинин, взмахнув руками, с шумом рухнул вниз...
...На Краснощекова смотрели глаза Юрки, похожие на глаза ребенка. Юрка улыбался.
- Пошли, старина, - сказал Юрка, - а то хватятся нас. Краснощеков встретил тревожный взгляд Машеньки, но выдержал его.
- Вернулись? - сказал Потемкин. - А я полагал...
- Кто полагает, а кто и... - резко перебил Юрка, но недоговорил.
Краснощеков был задумчив. Юрка молчал. Молчали и Потемкин с Машенькой. В комнате было тихо. Только Окуджава, который, может быть, и не был Окуджавой, негромко пел:
...И потому
Так долго курят ночью астрономы.
Им было о чем подумать.
