– Лаура, это ты?
Ответа не последовало.
Удивленная, Ханичайл сбежала вниз и заглянула в гостиную. Глэдис, перед тем как уйти, включила там свет, но комната была пуста. Озадаченная, Ханичайл прислушалась. Снова раздался какой-то шорох. Решив, что это вернулись собаки, Ханичайл пошла на кухню, и в этот момент внезапно погас свет.
– О! – воскликнула Ханичайл, остановившись. – Должно быть, пробки, – решила она, но не знала, где расположен щиток.
Подозрительные звуки усилились.
Внезапно Ханичайл охватил страх. Она стояла, прислушиваясь, и уговаривала себя не быть трусихой. Она сейчас позвонит Суэйну в «Красный лев» и расскажет, что случилось. Осторожно продвигаясь в темноте, Ханичайл дошла до столика в холле, где стоял телефон, и потянулась, чтобы снять трубку.
И тут кто-то перехватил ее руку и сбросил телефон на пол. В следующее мгновение Ханичайл оказалась в крепких объятиях Джека Делейни.
– Совсем как в старые времена, – прошептал он ей на ухо. – Я и ты, Ханичайл. С нами нет только Роузи. Ну и, конечно, твоего мужа.
От страха колени Ханичайл подогнулись. Она только успела подумать, что Алекс оказался прав, и в этот момент Джек ударил ее скалкой по голове. На какую-то долю секунды она потеряла сознание, но очнувшись, стала кричать и вырываться.
– Ублюдок! – гневно выругалась Ханичайл и, освободившись от цепких объятий Джека, бросилась к двери.
Делейни едва не настиг ее. Ханичайл ударила его дверью по руке и сбежала по лестнице вниз.
Она слышала шаги позади себя и нырнула в кустарник. Притаившись здесь, она прислушалась. Ее сердце колотилось с такой силой, что заглушало остальные звуки. Ханичайл подумала о Суэйне в «Красном льве» и об Алексе, едущем из Йорка. Если ей удастся спрятаться, они скоро будут здесь. Ей только оставалось надеяться, что они успеют спасти ее.
Совсем рядом хрустнула ветка. Ханичайл встала на колени и поползла через кусты, не обращая внимания на острые камни и колючие ветки, царапавшие ей руки; она ползла к ручью, где еще сегодня лежала под солнышком, думая о том, как она счастлива.
Ханичайл спряталась за стволом огромной старой ивы и стала вглядываться в темноту. Ее сердце билось где-то в горле, а руки стали потными. Ручей деловито журчал, но даже за этим журчанием Ханичайл слышала свое тяжелое дыхание. «Алекс, пожалуйста, поскорее приезжай, – молила она. – Я не хочу умирать». Закрыв глаза, Ханичайл представила себе лицо Алекса, желая всей душой, чтобы он приехал и спас ее.
И в этот момент Джек схватил ее.
– Нет! – закричала она. – Нет, нет, нет...
Ей показалось, что она слышит лай собаки. Джек свалил Ханичайл с ног. Она упала на землю, больно ударившись головой.
– Нет, – стонала она. – Пожалуйста, нет, нет...
В кустах послышался шум, и Джек на мгновение отвлекся. Сама не понимая, как ей это удалось, Ханичайл вскочила на ноги и побежала.
– Помогите! – кричала она. – Помогите мне...
В кустах раздался шум, и спаниель с грозным рычанием бросился на Джека и вцепился зубами в его руку. Джек взвыл от боли и попытался сбросить с себя собаку, но пес вцепился в него мертвой хваткой.
Через кусты к ним бежал Суэйн. Он увидел лежавшую на земле Ханичайл и собаку, вцепившуюся в негодяя. Точным ударом он сбил Джека с ног и вывернул ему руки назад, защелкнув на них наручники.
– Хорошо сработано, старина, – сказал детектив, довольный собой и своим верным псом. – Боюсь, что не уследил за вами, мисс Ханичайл, – добавил он, посмотрев на окровавленную Ханичайл.
Она, болезненно поморщившись от раны на голове, вдруг начала смеяться: Джек лежит в наручниках, а Суэйн извиняется перед ней. Нет, ей никогда не понять этих англичан.
Вскоре подоспел Алекс и заключил Ханичайл в свои объятия; его сердце билось так же сильно, как и ее. И она поняла, что теперь все будет хорошо.
Глава 40
На свадьбе Лауры все разговоры были только о том, как Джером Суэйн спас жизнь Ханичайл и поймал человека, ответственного за смерть Гарри Локвуда.
Стоял великолепный июньский день. Высокие белые лилии украшали алтарь; распустившиеся летние розы декорировали каждую церковную скамью; гирлянды папоротника и зелени были развешаны по стенам маленькой старой церквушки, наполняя ее запахом лета и превращая в прохладный тенистый сад. Билли и его шафер, нарядные в своих утренних костюмах и шелковых галстуках, ждали у алтаря вместе с викарием Суинберна преподобным Оутсом, который знал Лауру с рождения. Маленькая церквушка была заполнена до отказа, протиснуться в нее можно было с большим трудом.
Лорд Маунтджой ждал Лауру в холле Суинберн-Мэнор. Он вынул из кармана жилета часы, посмотрел на циферблат и нахмурился. Невеста уже опаздывала на три минуты. Старый граф начал нервно расхаживать по холлу, заложив руки за спину. Он в тысячный раз сказал себе, что никогда не поймет, почему женщины всегда опаздывают. К тому же на собственное венчание. Ему оставалось только надеяться, что Лаура не сбежит, не изменит своего решения в последнюю минуту, потому что ее бабушка Джинни уже уехала в церковь, а он просто не будет знать, что делать.
– Дядя Маунтджой! – раздался голос Лауры.
Граф резко обернулся и посмотрел на нее, стоявшую на верхней ступени лестницы.
Лаура хотела, чтобы у нее была настоящая сельская свадьба, и сейчас она прекрасно смотрелась в платье из белой тафты с маленьким букетиком из роз и лилий. На ней была бриллиантовая тиара, которую надевала на свадьбу жена Маунтджоя Пенелопа, а до нее бесчисленное количество невест семейства Маунтджой. Ее вуаль была из старинного брюссельского кружева и тоже принадлежала его матери, когда она выходила замуж за его отца.
Маунтджой подумал, что его девочка – писаная красавица. Лаура медленно спустилась по лестнице, и лорд Маунтджой галантно взял ее за руку.
– Из тебя вышла прекрасная невеста, Лаура, – сказал он, задыхаясь от переполнявшего его чувства, которое, как он теперь знал, называлось любовью. – Билли – счастливый мужчина. Да, очень счастливый.
– Я думаю, что это я счастливая, дядя Маунтджой. – Лаура погладила старика по щеке, заглядывая в глаза и улыбаясь. – Если бы не вы, я бы никогда не приехала в Лондон.
Я бы никогда не встретилась с Билли в поезде. Я бы никогда не узнала вас. Самого лучшего в мире.
Лаура поцеловала графа.
– Ну хорошо, возможно, – согласился Маунтджой, смущенный и польщенный одновременно.
Он взял Лауру за руку, и они спустились к ожидавшему их экипажу: открытое ландо из Маунтджой- Парка, темно-бордовые бока которого с золотой росписью были отполированы до блеска, и запряженное парой быстроходных коней из конюшни Билли. Три колли и спаниель Суэйна, с большими красивыми бантами на шеях, трусили за ними всю дорогу от Суинберна к церкви.
Орган заиграл ораторию Генделя, хор из девяти голосов, составленный из местных мальчиков и девочек, запел, собаки на улице забрехали, младенцы проснулись и заплакали.
Джинни Суинберн подумала, улыбаясь своей очаровательной внучке, идущей по проходу к алтарю, чтобы обвенчаться с человеком, которого она любила, что это настоящая свадьба Суинберн, не слишком отличающаяся от ее собственной с Джошем много лет назад.
Отпустив невесту, лорд Маунтджой сел на свое место в первом ряду и посмотрел вокруг.
Вся передняя часть церкви была заполнена Сакстонами и Маунтджоями, хотя Маунтджоев было гораздо меньше. Здесь была, конечно, тетя Софи, выглядевшая по-королевски в шелковом платье цвета бургунди, вся в бриллиантах и в очень большой шляпе с плюмажем из страусовых перьев. И Джинни Суинберн, выглядевшая очаровательно в темно-красном платье и подходящей по цвету шляпке. Была также и мадам
