Досталось и остальным, в частности – Цире («испорченная до мозга костей проститутка, использующая похотливые устремления кровососов в целях собственной наживы»), Луринду («погрязшая в расчетливом разврате с хозяином так называемой фирмы»), Ицхаку («кровосос, эксплоататор, растленный тип, извращенец, чье грязное воображение…» и т.д.)
Очерк назывался «КРОВОСОСЫ РАСПОЯСАЛИСЬ». Кто-то заботливо вырезал его из газеты и потрудился прислать моей матушке.
Мурзик спросил жалобно:
– И что теперь будет?
– Позлится и перестанет, – сказал я. Но на душе у меня стало погано.
Мурзик взял бутылки и пошел на кухню их открывать. Вернулся. Сел рядом на диван, протянул одну мне, к другой приложился сам.
– Хорошо хоть по бабам прошелся? – спросил я. Я понял вдруг, что скучал без Мурзика.
– Ага, – сказал Мурзик между двумя глотками пива.
Нам вдруг разом полегчало. Я фыркнул.
– Паровозик я сломал, надо же! До сих пор обижается…
– А что, правда сломали?
– Да не помню я…
Мы помолчали. Мурзик вздохнул тихонько. Хорошее настроение постепенно возвращалось к нему.
Вдруг я заговорил о том, что не выходило у меня из головы все эти дни.
– Слушай, Хашта… Как это все-таки вышло…
– Что мы с Энкиду так опозорились-то? – договорил за меня Мурзик. Я понял, что и он об этом неотступно думал. – Да вот, мыслишки разные… Поначалу тоже думал: может, туфта все… Может, грезилось нам… Может, не Энкиду мы вовсе… А потом другая мысль пришла… Видать, не всех Энкиду мы вместе собрали…
– В табличках у Циры сказано – «семь». Нас и было семь. И на каждого, заметь, цирина рамка вставала.
– Так-то оно так… – Мурзик вздохнул. – А ведь я – не знаю уж, как вы – там не только Энкиду видал…
– Там был Гильгамеш.
– Во. И он был… как бы это выразить…
– Не весь, – сказал я. – Гильгамеш был не весь. А Энкиду – весь.
Мы помолчали еще. Мурзик сказал, что, пожалуй, еще пива возьмет. И ушел.
Пришла кошка. Поинтересовалась бутылками. Ушла, подняв хвост.
Затем вернулся Мурзик. В карманах у него звякали бутылки.
Сел рядом со мной, протянул одну мне, другую взял себе. Снял зубами пробку. Потом, по моей просьбе, снял и на моей бутылке тоже.
Мы продолжили.
– Стало быть, один из семерых – Гильгамеш, – сказал Мурзик. – Я пока за пивом ходил, вот что подумал…
А я пока Мурзика ждал, ни о чем не думал. У меня пиво в голове гуляло.
– Стало быть, Энкиду был тоже не весь. Не хватало какой-то малости. Ну, самой малой малости. Такой малой, что мы и не заметили… А седьмой из нас – Гильгамеш.
– Так рамка же вставала…
– А может, она и на Энкиду, и на Гильгамеша встает… Мы же не проверяли…
И с бульканием влил в себя сразу полбутылки.
Я глотнул пива. Подумал. Еще раз глотнул. Еще немного подумал.
– Ты Энкиду. Мы проверяли. Я тоже Энкиду, правильно?
Мурзик молча кивнул.
Я продолжил ход своих мыслей.
– Луринду с Изей – тоже. Они были в прошлом, видели…
– Стало быть, кто-то из тех, кто в прошлом не был. Господин Буллит или товарищ Хафиза.
– Ты предлагаешь учинить над ними эксперимент?
– Да не знаю я!.. Пойдут ли на такое… По-моему, мы здорово их тогда напугали.
– Твою Хафизу напугаешь, – проворчал я, снова вспомнив статью «КРОВОСОСЫ РАСПОЯСАЛИСЬ».
Мурзик покраснел.
– Кто ж знал, что она такая дура…
