наклонных рельсов, установленных вместо кузова. И Дементьев узнал в них «РС» – «катюши», о которых он много слышал, но еще ни разу не видел «живьем», в действии. «Катюши» быстро, четко и слаженно развернулись и всем дивизионом дали залп по холмам, где стягивались, готовясь к сокрушительной атаке, немецкие танки и пехота.
Около сотни огненных стрел с ноющим ревом сорвались с направляющих и вонзились в холмы. Над холмами встала стена разрывов, слившаяся в сплошное бурое облако. Облако росло, набухало и вдруг приняло очертания громадного зверя – дракона, вставшего на дыбы. Дракон выгибал шею, разевал пасть и, наверно, рычал, но его рычания не было слышно из-за непрерывного грохота рвущихся реактивных мин. Огненные стрелы вонзались и вонзались в грудь Зверя, вонзались одна за другой, били и рвали его, и дракон не выдержал – дрогнул и расползся, вновь превратившись в бесформенное коричневое облако, поджариваемое снизу высокими языками пламени.
А затем лейтенант услышал слитный гул десятков танковых двигателей – шли наши танки. Катуков внимательно следил за ходом сражения, сумел переломить битву внезапным ударом «РС» и теперь ввел в действие свой танковый резерв, развивая успех.
Противник отступил так поспешно, что его отступление скорее напоминало бегство. А Дементьев побывал там, куда пришелся удар «катюш», и не мог сдержать мстительной радости при виде спекшейся почерневшей земли, усеянной скелетами сгоревших немецких танков и обугленными трупами не наших – теперь уже не наших – солдат. «Это вам сдача за Чуриково, – думал лейтенант, осматривая следы побоища. – Эх, вот всегда бы так…»
Он еще не знал, что в скором будущем у него самого будут в руках огненные стрелы «РС» и что он сам будет метать их в грудь Коричневому Дракону, приползшему на русскую землю, – метать до тех пор, пока этот кровожадный Зверь не сдохнет в своем собственном логове.
В августе сорок второго года войска Воронежского фронта, еще толком не умевшие наступать и наносить танковые удары кулаком, а не растопыренными пальцами, перешли к обороне. Выдохлись и остановились и немцы: лучшие силы вермахта были брошены на юг – на Сталинград. Потрепанный корпус Катукова был выведен в резерв Ставки, а лейтенант Дементьев за бои в Придонье получил свою первую награду – медаль «За боевые заслуги» – и звание старшего лейтенанта. Вообще-то, как чуть виновато сообщил ему Мироненко, его представляли к ордену Красной Звезды, но где-то кто-то что-то перепутал. К путанице этой Павел отнесся философски – не впервой.
– Война, я так думаю, не скоро кончится, – сказал он начальнику штаба, – так что орден я еще заработаю, и не один. – И, чуть подумав, добавил: – Если, конечно, жив буду.
Глава шестая
Корпус задачу выполнил
В заколдованных болотах там кикиморы живут,
Защекочут до икоты и на дно уволокут.
Гать-жердянка дышала под ногами и прогибалась под колесами пушек и грузовиков, как живая спина неведомого зверя огромных размеров. Фонтанчики болотной воды били из щелей между бревнами, вымачивая полы шинелей проливным дождем, только льющимся не сверху, а снизу. По обеим сторонам дороги тянулись леса – густые, непролазные. «В таких вот лесах, – думал Дементьев, – испокон веку гнездились лешие: угукали, пугая путников, заигрывали с кикиморами болотными и переселялись на страницы сказок Пушкина. И не всякий человек отваживался войти в такой лес ночной порой…»
Для кикимор места эти и в самом деле были подходящими – деревья уходили ногами корней в мшистое болото, расчерченное многочисленными ручейками и речушками; воздух был пропитан влажной моросью, каплями оседавшей на холодном металле оружия. Проехать по мокрой лесной дороге на простой телеге – уже проблема, а протащить по ней танк или тягач с пушкой на прицепе – почти неразрешимая задача. Но именно «почти» – в дремучих лесах под Калинином звонко стучали топоры, и вытягивались десятки километров гатей, по которым шла тяжелая техника. Шла по ночам – леших с кикиморами не опасались (в конце концов, наша нечисть, родимая, русская), а вот с господством в воздухе немецкой авиации приходилось считаться. Узкие гати запросто могли стать многокилометровыми кладбищами для наших войск, застигни их здесь средь бела дня воздушный налет.
Солдаты рубили деревья с веселой побранкой и прибауткой: «Мужика греет не шуба, а топор!» И не только солдаты – в «ударном лесоповале» участвовали и офицеры, словно в аврале на боевом корабле. И техника шла, одолевая километр за километром; шла по ночам, при тусклом свете синих фонариков, укрываясь днем в лесных массивах; шла со скоростью пешехода, но все-таки шла, упорно пробиваясь в район сосредоточения.
Первый танковый корпус Катукова был преобразован в третий механизированный корпус. В его состав вошли дополнительные части, усилившие ударную мощь соединения в несколько раз, а 1-я мотострелковая бригада, дополненная танковым полком, именовалась теперь 1-й механизированной бригадой. Вопрос о реорганизации корпуса решался в Ставке, а затем Сталин вызвал к себе Катукова на дачу на Можайском шоссе. И там Катуков, хоть и воспитанный, как и подавляющее большинство советских людей, в духе абсолютной веры в непогрешимость Сталина – «великий вождь ошибаться не может», – сумел отстоять свою точку зрения. Сталин хвалил «неуязвимые» тяжелые танки «КВ», но Катуков, знавший не только достоинства, но и все недостатки этих машин, отстаивал «Т-34» и все-таки не взял в свое новое соединение бригаду «КВ». Генерал нашел довод, убедивший вождя: «В лесах под Калинином сплошные болота, там им трудно будет маневрировать». Немногие осмеливались возражать вождю, и после этого авторитет Катукова, и до того пользовавшегося уважением воевавших под его началом, заметно вырос: «солдатское радио» работало исправно. Кроме того, именно Катукову удалось добиться получения наград для отличившихся в боях воинов не через Президиум Верховного Совета, а на местах, по решению командиров соединений, сразу после боя. Дорога ложка к обеду – орден, полученный среди еще дымящихся воронок, по горячим следам, ценен вдвойне.
Генералы, как правило, не ходят в атаку, но именно от них зависит, успешной будет эта атака или нет и сколько жизней она заберет. Тезис «Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», усвоенный Дементьевым за годы обучения в артиллерийской спецшколе и в училище, изрядно поблек в глазах Павла, видевшего бои первого года войны и хоронившего товарищей, которые могли остаться в живых, если бы бой был проведен по-другому. Потускнел и красочный образ геройских командиров времен Гражданской: будучи под Ленинградом, Дементьев слышал, как там покомандовал Ворошилов, а с Буденным даже встречался – правда, издалека (что, впрочем, не сильно его огорчило).
Весной сорок второго, в Москве, Буденный приехал в Спасские казармы, где стояла формирующаяся мотострелковая бригада, куда попал лейтенант Дементьев. Маршал прибыл в сопровождении целой свиты в расположенную по соседству кавалерийскую часть (он был инспектором этого рода войск), и что-то вызвало его неистовый начальственный гнев. Такой матерщины Павел не слышал отродясь – конфузливо отворачивались даже сопровождавшие Буденного, а кто-то из артиллеристов произнес иронически: «Если бы немцев можно было разогнать матюгами, мы бы завтра выиграли войну».
Однако умения виртуозно ругаться матом было явно недостаточно для победы – для этого нужны были другие таланты. А талантов этих отчаянно не хватало – дорого стоили армии «чистки» конца тридцатых. Об этом говорили в военной среде – изредка, с оглядкой и вполголоса, но говорили: комбаты, поспешно продвинутые в комдивы, не справлялись со своими обязанностями, и их неумение оплачивалось русской кровью. И прошло немало времени, прежде чем война провела свой жестокий естественный отбор, безжалостно отсеяв непригодных.
Но даже опытные боевые командиры, проверенные войной, не кланявшиеся пулям и спокойно смотревшие на прущие на них бронированные стада немецких танков, не могли избавиться от страха попасть под скорую расправу, когда никто не будет слушать никаких оправданий. Страх перед начальством давил на всех, сверху донизу, и генералы, которым было что терять, испытывали больший страх, чем командиры взводов, поднимавшие своих солдат в атаку. И потому поступок Катукова, не побоявшегося возразить самому Сталину, в глазах солдат и офицеров стоил нескольких выигранных сражений.
Третий механизированный корпус шел по болотам – Ставка замыслила провести на Калининском фронте наступательную операцию, чтобы сковать резервы вермахта и не дать немцам перебросить их под
