— Жену и дочку… Ну, конечно, любите…
Так моя любовь к жене и дочке стала фактом. И засвидетельствовал его — полковник МВД…
Я пытался сориентироваться. В мире было два реальных полюса. Ясное, родное, удушающее — ЗДЕСЬ и неведомое, полуфантастическое — ТАМ. Здесь — необозримые просторы мучительной жизни среди друзей и врагов. Там — всего лишь жена, крошечный островок ее невозмутимого спокойствия.
Все мои надежды были — там. Не знаю, чего ради я морочил голову полковнику ОВИРа…
Через шесть недель мы были в Австрии. Вена напоминала один из районов Ленинграда. Где-то между Фонтанкой и Садовой.
Единственной серьезной деталью городского пейзажа была река. Река, которая на третий или четвертый день оказалась Дунаем.
На сероватом уличном фоне выделялись проститутки. Они были похожи на героинь заграничных кинокомедий.
Мы поселились в гостинице «Адмирал». Мать целыми днями читала Солженицына. Я что-то писал для эмигрантских газет и журналов. Главным образом, расписывал свои несуществующие диссидентские подвиги.
К этому времени Лена уже переселилась в Америку. Ее письма становились все лаконичнее:
«Я работаю машинисткой. Катя ходит в школу. Район сравнительно безопасный. Хозяин дома — симпатичный пожилой американец. Его зовут Эндрью Коваленко…»
В Австрии мы прожили до лета. Вена была промежуточным этапом между Ленинградом и Америкой. Наверное, такое расстояние можно одолеть лишь в два прыжка.
Наконец мы получили американские документы. Семь часов над океаном показались мне вечностью. Слишком мало интересного в пространстве как таковом.
Самолет был американской территорией. Бортпроводницы держались независимо.
В аэропорту имени Кеннеди нас поджидали друзья. Известный фотограф Кулаков с женой и сыном. Поздоровавшись, они сразу начали ругать Америку.
— Покупай «тойоту», старик, — говорил Кулаков, — а еще лучше — «фольксваген». Американские машины — дерьмо!..
Я спросил:
— А где Лена и Катя?
Кулаков протянул мне записку:
«Располагайтесь. Мы в Клубе здоровья. Будем около восьми. Еда в холодильнике. Лена».
Мы поехали домой, во Флашинг. Окружающий горизонтальный пейзаж напоминал изнанку Московского вокзала. Небоскребы отсутствовали.
Мать посмотрела в окно и говорит:
— Совсем пустая улица…
— Это не улица, — возразил Кулаков, — это хайвей.
— Что значит — хайвей? — спросила мать.
— Большак, — ответил я.
Лена занимала первый этаж невысокого кирпичного дома. Кулаков помог нам внести чемодан. Затем сказал:
— Отдыхайте. В Европе уже ночь. А завтра я вам позвоню…
И уехал.
Я, конечно, не ждал, что меня будет встречать делегация американских писателей. Но Лена приехать в аэропорт, я думаю, могла бы…
Мы оказались в пустой квартире. На полу в двух комнатах лежали матрасы. Повсюду была разбросана одежда.
Мать заглянула в холодильник и говорит:
— Сыр почти такой же, как у нас…
Вдруг я почувствовал безумную усталость. Лег поверх одеяла и закурил. Контуры действительности расплывались.
Кто я и откуда? Что с нами происходит? И чем все это кончится?..
Новая жизнь казалась слишком обыденной для значительных перемен.
Еще я подумал:
«Как возникает человеческая близость? Что нужно людям для ощущения родства?..»
Я проснулся рано утром. За окном покачивалась ветка. Рядом кто-то был.
Я спросил:
— Кто это?
— Лена, — ответил спокойный женский голос.
И дальше:
— Как ты растолстел! Тебе нужно бегать по утрам.
— Бежать, — говорю, — практически некуда… Я бы предпочел остаться здесь. Надеюсь, это возможно?..
— Конечно. Если ты нас любишь…
— Полковник говорит — люблю.
— Любишь — так оставайся. Мы не против…
— При чем тут любовь? — сказал я.
Затем добавил:
— Любовь — это для подростков… Тут уже не любовь, а судьба… Между прочим, где Катя?
— На циновке рядом с бабушкой…
Затем Лена сказала:
— Отвернись.
Я накрыл физиономию американской газетой.
Лена встала, надела халат и спрашивает:
— Тебе чаю или кофе?
Тут появилась Катя. Но это уже другая тема…
Ищу человека … 5
Юбилейный мальчик … 29
В гору … 54
Чья-то смерть … 98
Лишний … 127
Дорога в новую квартиру … 175
Представление … 197
На что жалуетесь, сержант? … 232
Голос … 249
Марш одиноких … 267
Иностранец … 292
По прямой … 300
Дядя Леопольд … 323
Мой старший брат … 338
Полковник говорит — люблю … 364
В оформлении переплета использован фотопортрет Сергея Довлатова работы Нины Аловерт. Нью- Йорк. 1987
