предупредил? Но посудите сами: вы меня вынудили пойти к Циникулли раньше времени, хоть я еще не готов. А там повстречаются и ловушки, и призраки — с ними-то я не знаком, вся надежда на вас. А ну как вы только глаза отводить мастак, на большее не способны?
— Значит, решил меня проверить, — подытоживает Обэрто.
— Вроде того.
— И что скажешь? Прошел я испытание?
— Это — прошли, — серьезно говорит Фантин. — А дальше уже для нас двоих проверка, мессер. Не знаю, пройдем ли… Слышите? Кажется, гриммо перестал звонить.
— Много здесь разберешь, под землей! — ворчит Обэрто. — Пошли, пошли, время не ждет!
Гриммо давно уже перестал звонить, чего Фантин не заметил, увлеченный разговором с синьором Аральдо, но Обэрто предпочитает об этом пока промолчать. Он идет сквозь влажную темноту потайного хода и размышляет о словах старого Аригуччи.
И чем дольше размышляет, тем меньше магусу нравится дело, которое он расследует. «Слишком просто! Слишком все просто выходит. Обычно под такими 'ровными делами' кроются болота невероятной глубины — вязкие, смрадные».
Он хотел бы, чтобы хоть в этот раз все было по-другому.
Но не верит, что так будет.
Глава третья
КАК ОГРАБИТЬ ГРАДОНАЧАЛЬНИКА
Однажды вор пришел ночью к дому богатого человека и, забравшись на крышу, стал через щель прислушиваться, все ли уже заснули. Заметив вора, хозяин тихонько говорит жене: «Спроси меня погромче, как я нажил богатство, которым мы владеем, и не отставай, пока я тебе наконец не отвечу». Тогда женщина говорит: «О, добрый мой господин, ты ведь никогда не был купцом, как же ты нажил добро, которое есть у тебя?» Он отвечает: «Глупая, полно спрашивать». А она все больше и больше настаивала. Тогда муж, словно уступая ее просьбам, говорит: «Только не выдавай меня, и я открою тебе правду». А она: «Боже упаси!» Муж тогда говорит: «Я был вором и разбогател, совершая ночью кражи». Жена ему: «Удивляюсь, что тебя ни разу не поймали». Он отвечает: «Мой наставник в этом деле научил меня слову, которое я семь раз повторял, сидя на крыше, и тогда спускался в дом по лунным лучам, брал все, что хотел, и спокойно на тех же лучах опять поднимался на крышу и уходил». Жена говорит…
Вилла Циникулли тонула в садах, качалась в колыбели, сплетенной из шелеста листьев и цикадовых симфоний, из журчания фонтанных струй, из тревожных криков ночных птах — вилла казалась представительством кущей Эдемских на земле, и Фантин, перебираясь через забор, на миг почувствовал себя величайшим грешником, какие только рождались в этом мире. Вот сейчас, подумал, выскочит откуда- нибудь из чащи ангел с пламенным мечом и ка-ак!..
Но наваждение прошло, ангел так и не явился — кто мы такие, в самом деле, чтоб к нам спускались небожители?! Фантин подождал, пока мессер Обэрто перелезет через забор (кстати, справился магус с этим ловко; не только, значит, чародействовать может) — ну, пошли потихоньку, только чтоб не шуметь и вообще без резких движений. Собак здесь на ночь не спускают, потому как давным-давно известно: существует не менее семнадцати способов обезвредить любых, самых злобных и недоверчивых псин.
К тому же, насколько знает Лезвие Монеты, хозяева виллы рассчитывают на других охранников — и живых, и не очень. Первых обдурить не сложно, у Фантина имеются некоторые соображения. Что же до призраков, тут — как повезет. Отдельные наработки у Лезвия Монеты есть, но не более того, а раз мессеру Обэрто приспичило, пусть сам в случае чего расхлебывает.
Так, шагаем к вилле. Главное, здесь не заплутаешь: сад он сад и есть, все растет строго да аккуратно, деревья образуют длинные аллеи, цветники на террасах напоминают узорчатые ковры; тут и там разновсякие фонтаны струятся (и это в плюс — если под ногой хрустнет ветка или там гравий, вряд ли кто услышит). А здесь у них что? Павильон какой-то, хотя размерами похож скорее на хороший сельский домишко, убранством же — и вовсе на палаццо. Одно плохо: взять нечего, не будешь же, в самом деле, волочь на себе до города резные скамейки или стол! Нет чтоб какой-нибудь слуга-склеротик чашу из чистого золота в уголке забыл или ложка серебряная за скамейку упала! — все чисто, аккуратно, Фантин бы не удивился, если б и столы со скамейками оказались к полу гвоздями прибиты.
Ничего, в доме сполна отыграемся!
Кстати, вот и особняк.
— Как внутрь собираешься попасть? — шепчет под руку мессер Обэрто. Лезвие Монеты только отмахивается: погоди, мол, не торопись.
Перед тем как «попасть», нужно разобраться, куда именно ты намерен лезть. Снаружи вилла выглядит просто: три ряда окон, на первом этаже — поменьше и забраны решетками, на втором и третьем — побольше и без решеток. Посмотришь: вроде ничего сложного, — в действительности же…
— У них тут левое и правое крыло по-разному устроены, — объясняет Фантин, натягивая маску из черного бархата. Еще одну предлагает магусу, но тот отказывается. — В левом, — продолжает Лезвие Монеты, — и впрямь три этажа, все сходится. А в правом — два, нижний и верхний: там второй и третий ряды окон — общие для огромадного зала, в котором хозяева пиры разные закатывают, балы, ну и все такое, что положено. Видите, мессер, как окна устроены? Отсюда ничего не рассмотреть, в этом весь фокус. И получается, наобум соваться смысла нет: а ну как угодишь не туда…
Они затаились в тени ближайшей к дому беседки и оценивающе глядели на громаду особняка. Все на вилле подчинено одной цели: создать впечатление роскоши и неприступности. Высота рядов кладки уменьшается от этажа к этажу, а обработанность наоборот: ниже камень почти не отесан, только окаймлен чисто стесанной кромкой, но чем выше, тем более гладкая поверхность у кладки. Так что у человека неискушенного создается впечатление этакой грандиозности всего сооружения, которое выглядит большим, чем есть на самом деле.
Но Фантин — как раз из искушенных, ему рассказывал об этом хитром приемце один франк по имени Агостино Шуази. Был упомянутый Агостино знатоком по части устройства разного рода домов — да знатоком, каких еще поискать! Жаль, помер от чумы сколько-то лет назад, а то у Лезвия Монеты имелись на него виды в плане сотрудничества… не срослось.
Но еще до мучительной своей смерти Агостино кое-чему научил приятеля. Поэтому:
— Подниматься будем не по внешней стене, — говорит Фантин. — Обойдем сзади, там еще один проход во внутренний дворик. Из стражницкой — видите, на первом этаже, где окна с решеткой андреевскими крестами светятся? — туда, во внутренний, окна не выходят.
— Думаешь, проход не охраняется?
— Сейчас сами убедитесь, мессер! Да и зачем? Стражники — это ж так, потому что принято, ну и если банда какая решит напасть, то есть совсем уж для редкого случая, почти невозможного. А таких, как мы с вами, будут не вояки останавливать, поверьте. Опять же снаружи — ну что красть (и охранять)?! Самое ценное — там, — Фантин для наглядности тычет пальцем в окна второго этажа, которые — слева.
— Идем?
Они идут, сметая плащами росинки с травы, стараясь не шуметь, хотя уже, кажется, решили, что вряд ли найдется здесь кто-нибудь, способный их услышать. Сзади особняк выглядит не менее грандиозно, разве что отсюда напоминает не рукотворное сооружение, а скалу правильной формы. Ни в одном из окон не горит свет, а факелы, вставленные во флагштоки вместо знамен, не рассеивают — лишь подчеркивают
