И запомнилось мне, Что в избе этой низкой Веял сладкий дурман, Оттого, что болотная дрёма За плечами моими текла, Оттого, что пронизан был воздух Зацветаньем Фиалки Ночной, Оттого, что на праздник вечерний Я не в брачной одежде пришел. Был я нищий бродяга, Посетитель ночных ресторанов, А в избе собрались короли; Но запомнилось ясно, Что когда-то я был в их кругу И устами касался их чаши Где-то в скалах, на фьордах, Где уж нет ни морей, ни земли, Только в сумерках снежных Чуть блестят золотые венцы Скандинавских владык. Было тяжко опять приступить К исполненью сурового долга, К поклоненью забытым венцам, Но они дожидались, И, грустя, засмеялась душа Запоздалому их ожиданью. Обходил я избу, Руки жал я товарищам прежним, Но они не узнали меня. Наконец, за огромною бочкой (Верно, с пивом), на узкой скамье Я заметил сидящих Старика и старуху. И глаза различили венцы, Потускневшие в воздухе ржавом, На зеленых и древних кудрях. Здесь сидели веками они, Дожидаясь привычных поклонов, Чуть кивая пришельцам в ответ. Обойдя всех сидевших на лавках, Я отвесил поклон королям; И по старым, глубоким морщинам Пробежала усталая тень; И привычно торжественным жестом Короли мне велели остаться. И тогда, обернувшись, Я увидел последнюю лавку В самом темном углу. Там, на лавке неровной и шаткой, Неподвижно сидел человек, Опершись на колени локтями, Подпирая руками лицо. Было видно, что он, не старея, Не меняясь, и думая думу одну, Прогрустил здесь века, Так что члены одеревенели, И теперь, обреченный, сидит За одною и тою же думой И за тою же кружкой пивной, Что стоит рядом с ним на скамейке. И когда я к нему подошел, Он не поднял лица, не ответил На поклон, и не двинул рукой. Только понял я, тихо вглядевшись В глубину его тусклых очей, Что и мне, как ему, суждено Здесь сидеть — у недо́питой кружки, В самом темном углу. Суждена мне такая же дума, Так же руки мне надо сложить, Так же тусклые очи направить В дальний угол избы, Где сидит под мерцающим светом, За дремотой четы королевской, За уснувшей дружиной, За бесцельною пряжей — Королевна забытой страны, Что зовется Ночною Фиалкой. Так сижу я в избе. Рядом — кружка пивная И печальный владелец ее. Понемногу лицо его никнет, Скоро тихо коснется колен, Да и руки, не в силах согнуться, Только брякнут костями, Упадут и повиснут. Этот нищий, как я, — в старину
