— Когда ты что-то отдаешь, ты теряешь, когда вкладываешь — приобретаешь, — наставляла она племянницу.
Но несмотря на все Шарлоттины лекции ее подопечная никак не желала вникать в политэкономию. Каждый день Анджела возвращалась из школы, лишившись какого-нибудь имущества. Она отдавала свои завтраки, сумки для учебников, ленточки для волос. Когда дошло до раздачи платьев, Летти решила положить этому конец.
— Всё, не буду больше давать тебе хорошую одежду, — сказала она, засовывая драное платьице, которое Анджела носила дома, в такую же драную сумку.
Анджела только того и ждала.
Как ни странно, в школе Анджела чувствовала себя как рыба в воде. Она справлялась с домашним заданием чуть ли не раньше, чем учитель успевал его задать, и читала в два раза больше книг, чем требовалось по программе. Она знала историю так, будто сама пережила все изложенные в учебнике события. А что самое удивительное — она любила выходить к доске и читать перед всем классом стихи с такой силой и страстью, какими мог похвастаться не всякий профессиональный актер.
— «На кембриджском кладбище», — с выражением прочитала Анджела, торжественно выпрямив спину и держа книгу перед собой, — Генри Вордсворт Лонгфелло.
— О да, — вздохнула учительница миссис Хоббс, прочувствованно прижав руку к сердцу. — Это было просто прекрасно. А теперь, Анджела, расскажи нам, как ты понимаешь это стихотворение.
Анджела крепко прижала книжку к груди, пытливый и умный взгляд ее карих глаз устремился в пространство.
— Эта мертвая тетка думала, что ее дерьмо не воняет, — рассудительно ответила девочка. — Но мы не можем ее судить, потому что тоже родились, чтобы помереть.
Анджела была лучшей чтицей среди всех школ округа, но, несмотря на это, на конкурс выступлений послали Сью Эллен Паркер.
— У Анджелы блестящие способности и очень доброе сердце, — деликатно пояснила решение педагогов миссис Хоббс, — однако нас беспокоит ее… дерзкий характер.
— Знаю, знаю, — кивнула Шарлотта, выпустив облачко сигарного дыма. — Понятия не имею, где, к хренам собачьим, она этого набралась.
Поскольку высказать Шарлотте в лицо всю правду не решался никто, вину за дурное воспитание Анджелы сваливали на уличных детей, с которыми она играла.
— Если все время возиться с белыми и цветными отбросами, — говорили соседи, — то поневоле запачкаешься.
Под цветными они имели в виду Кайенн Мерривезер.
Мама Кайенн умерла, а новая папина жена не желала никаких напоминаний о прошлом мужа. Кайенн была самой заметной частью наследства покойницы. В результате в доме Беллов она проводила куда больше времени, чем в своем собственном.
— Ох уж эти дети, — ворчала Шарлотта. — Плодятся как кролики.
Кто из двух девочек на кого плохо влиял — это был вопрос спорный. Обе были маленькими чертовками, и, по мнению Летти, спасти их могло только одно — выпечка. Летти была твердо убеждена: если женщина не может по памяти приготовить «Ангельский торт»,[7] ее фотография уже наверняка висит в аду на доске «Разыскивается».
— Начнем уроки кулинарии с кукурузного хлеба, — объявила Летти, поставив девочек на ящики из-под молочных бутылок, чтобы удобнее работалось. — Прежде чем бегать, нужно научиться ползать.
Летти повязала каждой полотенце вместо передника и дала по деревянной ложке. По правде говоря, на Кайенн полотенце можно было и не тратить — оно было куда чище, чем ее одежда.
— Секрет хорошего кукурузного хлеба в том, — сказала Летти, разбив яйцо и вылив содержимое в миску, — что тесто должно быть однородным, а масло растопленным.
Сжав коричневые пальчики Кайенн вокруг черенка ложки, домработница стала водить ее рукой по кругу.
— Мешай, — велела она.
Руки Кайенн трудились, но смысл происходящего от нее ускользал.
— А зачем мне учиться готовить? — спросила она.
— Женщины готовят, — безапелляционно заявила Летти. — А мужчины едят.
Она самым прискорбным образом недооценила координацию движений, которая требовалась, чтобы замесить тесто. Один неловкий жест, и тесто потекло по шкафчику, а миска волчком завертелась на полу.
— Нужно было одной рукой мешать, а другой придерживать миску! — набросилась Летти на незадачливую кухарку.
— Но ты же мне этого не сказала! — огрызнулась Кайенн.
Три часа спустя весь дом провонял горелым, со стен капало масло, а весь задний двор был усеян обугленными останками хлеба. Подпрыгивая и уворачиваясь, девочки шлепали по брызгающему раскаленному маслу лопаточками, словно истребляли мух мухобойкой.
— Бли-и-ин! — восклицала Анджела с каждым шлепком.
Когда у обеих девочек наконец образовалось по тарелке с кукурузными лепешками, на глазах у Летти выступили слезы. Это было не меньшее чудо, чем слово «вода», впервые выведенное рукой Хелен Келлер.[8]
Глава 4
Была идея отослать Анджелу в престижную частную школу для девочек, но убедить Шарлотту так и не удалось. И пока других девочек из приличных семей учили, какой вилкой есть мясо, а какой — рыбу, и как танцевать вальс, Анджела каждый день после обеда купалась в речушке Лик-Крик, а по вечерам растягивалась на крыльце и слушала, как Летти похрапывает в кресле-качалке, а Шарлотта ругается сквозь зубы, читая вечернюю газету.
— «Новый курс»! Да в задницу его! — пыхтела Шарлотта, проглядывая заголовки.
Сидя на полу по-турецки, Анджела и Кайенн расчесывали укусы песчаных блох и разглядывали лежащие на полу между ними фишки. Подбросив резиновый мячик, Кайенн перевернула все фишки с такой скоростью, что Анджела едва различала движения ее пальцев. Все это происходило за ту пару секунд, пока мячик не приземлился.
— Ты должна купить ферму Мэдисонов, — ни с того ни с сего произнесла Анджела.
— Это еще почему? — спросила Шарлотта из-за газеты.
— Мисс Мэдисон сказала: если ее никто не купит, Джадж Лестер из банка просто возьмет и заберет ее себе.
— Спасение утопающих — не моя забота, — отрезала Шарлотта.
Ей и так уже принадлежала добрая половина округа. Зачем ей еще земля?
