глаза бросался ярко-алый деревянный поднос, на котором лежали удивительно красивые кольца, разложенные по два — желтое с зеленым, а неподалеку — еще одна такая пара. Кольца были самого обычного размера, но зато сверкали так дивно, что представить даже невозможно. Будь Полли помладше, ей бы непременно захотелось засунуть одно из них себе в рот.
В комнате царила такая тишина, что Полли сразу услышала тиканье часов. И все-таки тишину нарушал еще какой-то ровный гул. Если б в те годы уже изобрели пылесос, то Полли подумала бы, что именно он работает за несколько комнат и этажей отсюда. Но звук был приятней, чем у пылесоса, как-то музыкальнее, и к тому же очень, очень тихий.
— Заходи, тут нет никого, — сказала она, и перепачканный Дигори, мигая, вышел из прохода. Полли, конечно, тоже была вся в пыли.
— Стоило лезть! — воскликнул он. — Никакой он не пустой. Давай-ка уйдем, пока хозяева не вернулись.
— А что это за кольца по-твоему?
— Нам-то какое дело, — сказал Дигори. Давай…
Но договорить ему не удалось, вдруг, откуда-то, словно в пантомиме, вылез дядя Эндрью. Они были не в пустом доме, а у Дигори, и к тому же в заповедной мансарде! Дети хором ахнули. Что за глупая ошибка! Теперь обоим казалось, что иначе и быть не могло, уж слишком мало они прошли по чердакам.
Дядя Эндрью был очень длинным и тощим, с вытянутым лицом, острым носом, с блестящими глазками и седыми всклокоченными волосами. Сейчас он казался в сто раз страшней, чем обычно. Дигори просто онемел. Полли испугалась меньше, но и ей стало не по себе, когда дядя Эндрью молча прошел к дверям и запер их на ключ. После этого он повернулся к детям и оскалил свои острые зубы в улыбке.
— Ну вот, — сказал он, — теперь моя дура-сестрица до вас не доберется!
Полли никогда не думала, что от взрослых можно ожидать такого, и душа у нее ушла в пятки. Они с Дигори попятились было к дверце, через которую попали в комнату, но дядя обогнал их — сначала запер дверь, а потом стал перед нею, и потер руки так, что его длинные белые пальцы затрещали.
— Очень рад вас видеть, — сказал он. — Двое детишек! Это как раз то, чего мне не хватало!
— Мистер Кеттерли, — сказала Полли, — мне пора обедать, меня дома ждут. Отпустите нас, пожалуйста.
— Со временем, — сказал дядя Эндрью. — Нельзя упускать такого случая. Мне не хватало именно двух детей. Видите ли, я ставлю уникальный опыт. С морской свинкой, видимо, получилось. Но что может рассказать свинка? И ей вдобавок не объяснишь, как вернуться.
— Дядя, — сказал Дигори, — нам правда обедать пора, нас искать станут. Вы должны нас отпустить.
— Должен? — переспросил дядя Эндрью.
Дигори и Полли переглянулись, как бы говоря друг другу: «Надо к нему подлизаться».
— Если вы нас выпустите, — сказала Полли, — мы после обеда вернемся.
— Кто вас знает? — сказал дядя Эндрью, хитро усмехаясь, но тут же передумал.
— Отлично, — проговорил он, — надо так надо. На что нужен таким детям какой-то скучный старикашка. — Он вздохнул. — Если бы вы знали, как мне бывает одиноко. Да что там… Ладно, ступайте обедать. Только сначала я вам кое-что подарю. Не каждый день у меня бывают маленькие посетительницы, особенно такие симпатичные.
Полли подумала, что он не такой уж и сумасшедший.
— Хочешь колечко, душенька? — спросил ее дядя Эндрью.
— Желтое и зеленое? — спросила она. — Ой, какая прелесть!
— Нет, зеленое нельзя, — сказал дядя, очень жаль, но зеленого я тебе подарить не могу. А вот желтое — всегда пожалуйста. Носи на здоровье. Ну, бери!
Полли перестала бояться, к тому же кольца и впрямь как-то завораживали, притягивали к себе. Она двинулась к ним.
— Слушайте!.. Это ведь колечки гудят!
— Что за странная мысль! — засмеялся дядя. Смех его звучал вполне естественно, а вот выражение дядиных глазок Дигори не понравилось.
— Полли, не дури! — крикнул он. — Не трогай!
Но было поздно. Не успел он договорить, как Полли коснулась одного колечка и сразу же, без единого звука, исчезла. Дигори остался наедине с дядей.
Глава вторая
Дигори и его дядя
Случилось это так неожиданно, и так походило на страшный сон, что Дигори вскрикнул. Дядя Эндрью, зажимая ему рот рукой, прошипел: «Не смей!», и прибавил помягче: «Твоя мама услышит. Ей волноваться опасно».
Дигори потом говорил, что его просто затошнило от такой подлой уловки. Но кричать он, конечно, больше не стал.
— То-то же! — сказал дядя. — Ничего не поделаешь, всякий бы поразился. Я и сам удивлялся вчера, когда исчезла морская свинка.
— Так это вы кричали? — спросил Дигори.
— Ах, ты слышал! Ты что, следишь за мною?
— Нет, — сердито сказал Дигори. — Вы лучше объясните, что случилось с Полли?
— Поздравь меня, мой мальчик, — дядя Эндрью снова потер руки,
— опыт удался. Девочка исчезла. Сгинула. В этом мире ее больше нет.
— Что вы с ней сделали?
— Послал… хм… в другое место.
— Ничего не понимаю, — сказал Дигори.
— Что ж, я тебе объясню. — Дядя Эндрью опустился в кресло. Ты когда-нибудь слышал о миссис Лефэй?
— Нашей двоюродной бабушке? — вспомнил Дигори.
— Не совсем, — сказал дядя Эндрью, — она моя крестная. Вон ее портрет, взгляни.
На выцветшей фотографии Дигори увидел престарелую даму в чепчике. Такой же портрет, вспомнил он, лежал в комоде у него дома, и мама замялась, когда он спросил ее, кто на нем изображен. Лицо было не слишком приятное, но, может, виновата старая фотокарточка…
— Кажется… кажется, она была не совсем хорошая? — спросил он.
— Ну, — хихикнул дядя Эндрью, — все зависит от того, что считать хорошим. Люди очень узки, мой друг. Допустим, у нее были странности, были чудачества. Иначе ее не посадили бы.
— В сумасшедший дом?
— О, нет, ни в коем случае! — возмутился дядя. — В тюрьму.
— Ой! — сказал Дигори. — За что?
— Бедняжка! — вздохнул дядя. — Ей чуть-чуть не хватало благоразумия. Но не будем вдаваться в подробности. Ко мне она всегда была добра.
— При чем тут это все! — вскричал Дигори. — Где Полли?
— Всему свое время, мой друг, — сказал дядя. — После того, как миссис Лефэй выпустили, она почти никого не хотела видеть. Я был среди тех немногих, кого она продолжала принимать. Понимаешь, во время последней болезни ее стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас были с ней общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в ее шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Стоило мне взять ее в руки, и я прямо затрясся, почувствовав тайну. Крестная приказала не открывать ее, а сжечь, с известными церемониями. Разумеется, я ее не послушался.
— И очень зря, — сказал Дигори.