Главная трудность для Лоренцо Кастрокаро заключалась в том, что у него не было рекомендательных писем, а Толентино наверняка захочет их увидеть. Бернардо отправился будить кастеляна и сообщить ему, что посланник герцога Гуидобальдо тайно прокрался в замок и желает его видеть.
Кастелян мгновенно проснулся, извергая потоки бессвязных проклятий и тряся своей огромной головой в ночном колпаке; затем, высунув из-под одеяла длинные волосатые ноги, уселся на постели, приказав Бернардо привести посланца.
Вошел Лоренцо и надменно приветствовал капитана.
— Вы от герцога Гуидобальдо? — проворчал мессер Толентино.
— Да, — ответил Кастрокаро. — Будь я от Чезаре Борджа, мне хватило бы двух десятков солдат, чтобы стать хозяином Сан-Лео, столь усердно охраняется крепость.
Этим хитрым ходом он рассчитывал рассеять подозрения кастеляна, поскольку говорил правду. Но брать подобный тон, подействовавший на солдат, было очень рискованно при обращении к Толентино, занимавшему столь важный пост и обладавшему вспыльчивым и неуравновешенным характером. Мессеру Лоренцо все это было хорошо известно, но он посчитал риск оправданным: ведь только очень уверенный в себе человек отважился бы высказать такое замечание.
Толентино был так ошеломлен, что не сразу нашел ответ, и несколько секунд молча глядел на него налившимися кровью и пылавшими гневом глазами.
— Клянусь Всевышним! — наконец взревел он. — Как громко кукарекает этот петушок! Мы выщипаем ему перышки, прежде чем он покинет нас, — зловеще пообещал он. — Кто вы?
— Посол герцога Гуидобальдо, как вам уже сообщили. Что касается всего остального — петушка и кукареканья — мы обсудим это в другой раз.
Кастелян тяжело поднялся. Это был крупный красивый мужчина, большеносый, с чисто выбритым, оливкового цвета лицом, с черными волосами и квадратным подбородком. Он попытался придать себе позу оскорбленного достоинства, но это было не так-то просто для человека в ночной рубашке и в ночном колпаке на голове.
— Наглая болонка! — продолжил он с негодованием и изумлением. — Как ваше имя?
— Лоренцо Знелло, — ответил Кастрокаро, готовый к подобному вопросу, и сурово пояснил: — Оно мне нравится куда больше, чем те, которыми вы наградили меня.
— Вы что, пришли сюда рассказывать мне о своих вкусах? — разъярился кастелян. — Поостерегитесь, молодой человек, здесь я хозяин, и моя воля — здесь закон. Я могу велеть высечь вас, содрать с вас живьем шкуру или повесить и никому не обязан в этом давать отчет. Помните это или…
— О, успокойтесь! — вскипел, в свою очередь, мессер Лоренцо, и повелительно взмахнул рукой, пытаясь охладить пыл кастеляна. — Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать вздор. Неужели я рисковал своей шеей, пробираясь сквозь позиции Борджа и карабкаясь по скале, чтобы меня здесь оскорбляли? Вы вольны расправиться со мной, но кое-что не в вашей власти.
— И что же это? — угрожающе спросил Толентино.
— Вы не можете ни охранять замок, ни отличить лакея от того, кто вам ровня.
Кастелян сел на кровати и потер подбородок. Как видно, перед ним оказался крепкий орешек, а такие люди всегда смущали мессера Толентино, как и всякого забияку. Позади мессера Лоренцо стояли, выстроившись в ряд, солдаты, молчаливые, но внимательные свидетели его замешательства. Кастелян понял, что должен любой ценой спасти положение.
— Чтобы оправдать свою наглость и избежать плетей, вам придется сообщить нечто очень важное, — серьезно сказал он.
— Готов обещать вам, что герцог узнает, как обошлись с тем, кого он любит и кто подвергал себя большим опасностям, служа ему, — прозвучало в ответ. — И позвольте заметить, синьор, — с видом оскорбленного достоинства продолжил Лоренцо, — что так не принимают послов. Будь мои обязательства по отношению к герцогу иными, а порученное мне дело — менее ответственным, я удалился бы тем же путем, каким попал сюда. Но будьте уверены, он узнает, как меня встретили здесь.
Толентино смутился.
— Синьор, — протестующе заговорил он, — клянусь, в этом виноваты вы сами. Если мне не хватило вежливости, то вы сами спровоцировали меня. Неужели я должен сносить насмешки от всякого попугая, считающего, что он может выполнять мои обязанности лучше меня? Довольно, синьор. Позвольте мне ознакомиться с вашим донесением. — И он протянул навстречу Лоренцо свою тяжелую руку.
— Его высочество повелел мне сообщить, что он приказывает вам сдаться герцогу Валентино на почетных условиях, — сказал он и, прочитав откровенное удивление, сомнение и подозрение на лице Толентино, поспешил объяснить: — Чезаре Борджа договорился с герцогом Гуидобальдо и обещал ему некую компенсацию, если все крепости в его бывших владениях немедленно прекратят сопротивление. Моему синьору посоветовали принять эти условия, так как, отказываясь от них, он ничего не выигрывает, а рискует потерять все. Понимая, что продолжающееся сопротивление Сан-Лео лишь оттягивает его неминуемое падение и приведет к ненужным потерям, герцог Гуидобальдо приказывает вам немедленно сдаться.
Это звучало правдоподобно. Известный своим миролюбием, герцог вполне мог направить такое послание. Однако у проницательного Толентино оставались еще сомнения на этот счет. Он взглянул на посланца, и вокруг его жгучих черных глаз собрались морщинки.
— У вас есть на этот предмет письма от герцога? — спросил он.
— Ни одного, — смело заявил мессер Лоренцо, защищая слабое место своей легенды.
— Но, клянусь Бахусом, это странно!
— Отнюдь, синьор, — поторопился ответить молодой кондотьер, — подумайте, как рискованно иметь такие письма. Если бы солдаты Борджа нашли их, я…
Он запнулся, осознав свою ошибку. Толентино звонко хлопнул в ладоши и вскочил на ноги.
— Синьор, синьор, — с некоторой мрачностью произнес он, — мы должны понять друг друга. Вы утверждаете, что доставили некоторые приказы, предписывающие мне действовать определенным образом, согласованные между герцогом Валентино и моим синьором. И вы же говорите об опасностях, которым могли бы подвергнуться, будь они у вас в письменном виде. Может быть, я чего-то не понимаю, — в голосе Толентино слышалась язвительность, — но мне кажется, что Борджа без всяких помех пропустил бы вас через свои позиции. Можете ли вы пояснить мне, в чем я ошибаюсь?
Лоренцо ничего не оставалось, кроме как принять важный вид. У его ног разверзлась пропасть.
— Если вам нужно такое объяснение, вы получите его, без всякого сомнения, от синьора герцога. Я вам дать его не могу. У меня нет на этот счет никаких указаний, а сам я не дерзнул спросить объяснений.
Он говорил спокойно и гордо, несмотря на участившийся пульс, и в его последних словах прозвучал некий скрытый упрек в адрес кастеляна.
— Когда, — продолжал он, — я говорил, что брать с собой письма было опасно, то попытался дать вам объяснение, которое в тот момент мне пришло в голову. Раньше я не думал об этом, а теперь вижу, что ошибся в своем предположении.
Мессер Толентино не сводил глаз с лица мессера Лоренцо, рассуждения которого подтвердили, что тот лжет. Однако уверенность тона и горделивый вид молодого человека оставляли место сомнениям.
— У вас есть, по крайней мере, хоть какой-нибудь знак, по которому я мог бы отличить посланника моего синьора? — спросил он.
— Его у меня нет. Меня отправили в спешке. Герцог, вероятно, не предполагал, что его приказания будут подвергнуты сомнениям.
— Неужели? — саркастически спросил Толентино. И неожиданно зашел с другой стороны. — Как вы пробрались в крепость?
— Я поднялся с равнины по южному склону скалы, который считается неприступным. Я из этих мест. Мальчишкой я часто поднимался там. Именно поэтому герцог Гуидобальдо выбрал меня.
— И когда вы добрались до стены, то попросили часового спустить веревку, не так ли?
— Нет. У меня была своя веревка и абордажный крюк.
— Зачем они вам понадобились, если вы действительно прибыли от Гуидобальдо? — кастелян резко
