еде. Но у обоих появилась какая-то тень надежды.
Вернувшись в отсек управления, он снова взглянул на хронометр. И — о, нечаянный дар! Цифры вдруг начали обретать какой-то смысл. Ощутив легкий шок, землянин вспомнил кое-что и вычислил, что с момента захвата прошел день.
Хотел сказать Кэрол, но та была в какой-то агонии: не прекращала кусать руки. Пальцы густо перепачканы кровью. И Скурлок уже был не в состоянии остановить любимую.
А время шло и шло. Первоначальный страх стал ослабляться. Утих ужас перед неминуемой смертью. Казалось, что жизнь и дальше продолжалась.
Несколько изменилось и поведение пленников. Скурлок и Кэрол немало часов проводили вместе: в креслах, на кровати. Правда, Кэрол иногда разражалась странным смехом. И ее муж, глядя на это, тяжело думал: а не сошла ли она окончательно с ума?
Когда она засыпала, он тоже вроде бы впадал в сон. Но словно в шоке пробуждался от сна, похожего на смерть.
Однажды Кэрол вскочила на кровати и закричала изо всех сил: “Ну что они хотят от нас? Что они хотят?” И в истерике, с окровавленными руками бросилась на одну из машин;
– Что ты хочешь? Почему не убиваешь? Убей нас!
Машина только передвинула ноги, чтоб сохранить устойчивость.
И все.
Кэрол упала на пол к металлическим ногам, бессильно всхлипывая.
Но даже истерика не может продолжаться долго. Бывало, что Кэрол и Скурлок вели себя почти спокойно. Правда, беседы были возбужденными и прерывались долгими беспомощными паузами.
В одном из разговоров Скурлок заметил:
– У меня предположение, почему они не разговаривают. Возможно, это очень старые берсеркеры. И по каким-то причинам застряли в Мавронари на долгое время. Знаешь, это может случиться с любым кораблем. Вероятно, они долгое время выбирались из туманности. Или, направляясь в другую сторону, изо всех сил пробивали себе дорогу.
Помолчав, а возможно, размышляя, Кэрол ответила:
– Возможно...
По телу Скурлока пробежал холодок: в этот момент Кэрол была настолько бесстрастна, что, казалось, уже ничего не боялась.
Она замолчала.
Скурлок продолжал:
– В таком случае... если они провели там тысячи лет, откуда им знать земной язык? Звуки, которые они издают, в те времена могли быть языком Строителей.
– Что? — отрешенно отозвалась Кэрол, словно не зная, о чем речь.
Ей вроде было все равно, о чем ни заведи разговор.
– А вспомни историю Галактики, любимая. Давным-давно существовал род людей, которых мы, жители Солнечной системы, ныне называем Строителями, потому что не подыщем лучшего им названия. Те, кто построил первых берсеркеров, задумал их как оружие в безумных войнах между людьми. По времени... это неолит на Земле, или даже раньше. Но затем что-то произошло, и берсеркеры уничтожили Строителей вместе с их безымянными врагами. Я как-то узнал, что речь Строителей представляла из себя щелканье и писк.
Кэрол ничего не ответила. Молчали несколько минут, а затем задремали. И вдруг Скурлок услышал, как один из охраны заговорил: это в первый раз за все пребывание их на борту.
И были слова, произнесенные обычным голосом машины, мало отличавшимся от голоса их корабля, на отчетливом языке жителей Солнечной системы. Скурлок опешил, услышав: “У меня предположение, почему они не разговаривают”.
– Что? — он вскочил, дико уставился на машины и Кэрол, которая спала в кресле.
Та же машина тщательно, но чуть громче, произнесла:
– Щелканье и писк.
Эти слова пробудили и Кэрол.
Скурлок схватил ее за руку и сказал:
– Вот что они хотят от нас: выучить наш язык. Кэрол, которая хоть на время вышла из глубокой отрешенности, всплеснула в ужасе руками:
– Ради Бога, мы не должны помогать им в этом!
– Любимая, я не думаю, что у нас есть какой-либо выбор. И возможно, это наш единственный шанс выжить.
Они надолго замолчали, глядя в глаза друг другу, словно стараясь вызнать, что думает каждый.
“Любимая”,— произнесла машина.
Но ее уже никто из людей не слушал. Скурлок внезапно взорвался:
– Кэрол, я не хочу умирать! Та в ответ:
– Нет, нет, я тоже не хочу! Скурли, как мы... как мы вообще будем делать это?
– Просто, любимая. Мы не добивались такого поворота событий. Но если он случился, мы должны делать то, что должны. Вот и все.
“Просто, любимая”,— прозвучал голос берсеркера.— “Вот и все”.
Иногда машины заставляли людей разговаривать, часами держа в разных отсеках, чтоб не встречались, а только перекрикивались.
Изнурительно? Да. Но не поддержать затею берсеркеров — глупо и опасно. В банке данных захваченного корабля, как объяснил Скурлок жене, берсеркеры взяли огромное количество материалов, записей радиопередач различного характера и с разных планет и кораблей — на всех языках, на которых говорили Кэрол и Скурлок.
И теперь их неживой захватчик стал “проигрывать” различные записи, подражать звукам человеческой речи. Видя все это Скурлок убеждал Кэрол: “Сопротивление с нашей стороны бесполезно”.
– Любимая, от нас не намного зависит их обучение. Даже если мы и не станем говорить, можно произвести математический расчет наших речей, подкрепив узнанное видеоматериалами. Узнают все и без нашей помощи.
И добавил:
– Ты ведь знаешь, что никто не станет нас искать.
Кэрол никогда не спорила. Молча слушала. Иногда в ожесточении кусала руку.
И настал час, когда пленников стали настойчиво заставлять разговаривать. Если молчание затягивалось хоть на минуту, по рукам пропускали легкий электрический ток. И снова берсеркер на новом изученном языке давал команду на разговор.
Им не давали спать. В лучшем случае, если один спал, то с другим занимались. У обоих возрастало физическое и умственное истощение.
Сколько это продолжалось, Скурлок уже не мог определить. Он даже забывал взглянуть на корабельный хронометр, когда находился вблизи, разговаривая с берсеркером. Иногда у него проскальзывал молчаливый вопрос: “Как же узнать, сколько времени”, но отпущенный в спальню, падал на койку и погружался в бессознательное состояние. А ведь, возможно, и часы на корабле, подобно двигателю, давно выключены?
Но хотя корабль по сути бездействовал, экипаж его обслуживающими устройствами снабжался едой и напитками, как прежде, жизнедеятельность обеспечивалась свежей атмосферой, в исправном состоянии находилась искусственная сила тяготения.
Супруги виделись редко и недолго, обменивались ничего не значащими словами, когда шли из отсека управления в спальню и наоборот.
Первоначальный ужас прошел. Как оказалось, все было терпимо. Страх смерти стал будничным.
Но постоянно что-то менялось. Образование врага шло успешно. Через какое-то время — когда точно Скурлок сказать не мог — в допросах сначала неясно, но затем все определенней заявило о себе новое звучание, новый смысл. Захватчиков уже интересовало гораздо больше, чем изучение языка. И намерения их были угрожающи, если не больше.
