Алта стоит на пересечении путей снежных бурь. В результате здесь выпадает за зиму от 10 до 12 м снега.
В 60-х годах прошлого века Алта была одним из известных серебряных приисков Запада. Если верить легенде, то это был единственный поселок старателей, где женщинам — как добродетельным, так и всем остальным — не разрешалось оставаться на зиму: в Литл-Коттонвуд количество несчастных случаев, вызванных лавинами, было слишком велико. В период между истощением богатейших серебряных жил и изъятием из обращения серебряных монет Алта уже начала приходить в упадок. И как раз в это время, зимой 1864 г., ее фактически уничтожили лавины и возникшие затем пожары, вызванные разрушением угольных и дровяных печей.
За исключением нескольких арендаторов и старателей, копавшихся в старых выработках, Алта вымерла и, вероятно, оставалась бы такой и дальше. После появления старателей лавины стали сходить чаще, чем прежде, и размеры их увеличились, так как большая часть леса, этого дарованного самой природой защитника, была переведена на дрова и шахтную крепь. Алта превратилась в идеальное место для исследования лавин.
Незадолго до второй мировой войны Алту посетили два человека, искавшие место для строительства лыжного центра. Их вдохновляли все возрастающий интерес к горнолыжному спорту в Солт-Лейк-Сити и пылкие рассказы о крутых склонах и прекрасном снеге — рассказы, которые приносили люди, достаточно любившие спорт, чтобы совершать тяжелый подъем от каньона Литл-Коттонвуд. Феликс Козиол был инспектором Уосатчского национального леса, включавшего Алту, и в то же время горнолыжником, что является редкостью и в наши дни, а также лесничим-лыжником, что было редкостью в те дни. Альф Энген был старшим из тройки легендарных братьев-горнолыжников — Альфа, Сверре и Корея.
Эти двое — Энген и Козиол — проявили немалую проницательность и смелость, когда, несмотря на мрачную историю Алты, рекомендовали ее как место для организации зимней базы отдыха. Тут же на месте они приняли решение, благодаря которому горнолыжный спорт на Западе США пришел в альпийскую зону (с этой точки зрения альпийскую зону можно определить как область вблизи или выше верхней границы леса, с крутыми открытыми склонами, сильными снегопадами и лавинами). Использование склонов должен был регулировать специальный лавинщик Лесной службы, обладавший абсолютной властью закрывать весь район или его часть. Кажется, впервые в истории какая-то организация взяла на себя прямую и активную ответственность за защиту людей от лавин с применением мер принуждения.
Когда я осенью 1945 г. приехал на базу в Алте, она существовала уже седьмой сезон. Там были один приют, два подъемника, две хижины и один туалет с удобствами на спасательной станции (о проблеме канализации в Алте, несомненно, можно написать целую книгу, и весьма захватывающую). Как район лыжного спорта Алта благодаря качеству своего снега имела уже мировую известность. К тому времени лавины уже успели смести хижину и унести жизнь одного лыжника. Поле сражения было ясно очерчено.
Нельзя сказать, чтобы я не знал, за что брался. Я демобилизовался из Десятой горной дивизии, прямо из госпиталя. Вовсе не помышляя о карьере охотника за лавинами, я чувствовал себя ландскнехтом, чье военное искусство утратило свою цену, а знакомства порастеряны.
Честно говоря, я искал для себя спокойный приют на пару лет. Помимо уменья писать, способность передвигаться в горах на лыжах была единственным, чем я мог заработать себе на жизнь. Услышав о работе в Алте от моего друга Сверре Энгена, я взялся за нее не из-за каких-то своих исключительных способностей. В Десятой дивизии были десятки гораздо лучше подготовленных и еще не потерявших квалификации горнолыжников. Можно объяснить это словами одного солдата. Солдат этот бросил жену, и она его спросила, что особенного есть в той девушке, к которой он ушел, чего нет у нее. Он ответил: «Она была рядом». Вот и я пошел на эту работу потому, что она была рядом. Если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что я начинаю новую, странную и трудную карьеру, я попросил бы его не трепаться.
Инспектор Козиол ясно дал мне понять, что он, опекун и крестный отец первого истинно альпийского горнолыжного района в США, не желает, чтобы число жертв было таким же большим, как в Европе. И я должен был этого не допустить.
Моя работа не встречала абсолютно никакой поддержки. Предприниматели находились здесь, чтобы делать деньги, лыжники — чтобы кататься на лыжах. И те и другие негодовали на власть какого-то бюрократа, который мог закрывать район, едва ему показалось, что там возникла опасность.
Что же касается Лесной службы, то горнолыжный спорт свалился на нее как снег на голову. Она была приспособлена к принципу «наилучшее… наикрупнейшее… наибольшее…», но чиновник, написавший эту классическую декларацию политики службы, никогда не думал о тысячах лыжников, разбросанных по склонам. Лесная служба вынуждена была заняться горнолыжным делом и связанными с ним лавинами неожиданно и без всякого желания с ее стороны — просто потому, что в ее юрисдикцию входило большинство пригодных для катания на лыжах земель, расположенных к западу от Миссисипи.
В любой крупной организации — и бюрократической, и небюрократической — всегда есть ультраконсервативное крыло, сопротивляющееся всяким нововведениям. Такая группа существовала и в Лесной службе в 1945 г. Существует она и теперь, более чем через двадцать лет после зарождения лавинных исследований в Западном полушарии. Лозунгом этой группы было одно из тех заявлений, которые, если внимательно к ним прислушаться, не выдерживают никакой критики:
«Мы не ходим пешком вместе с туристами и не ловим рыбу с рыбаками, так почему же мы должны кататься на лыжах вместе с лыжниками?»
(Все же в ряде случаев сотрудники Лесной службы ходят пешком вместе с туристами и ловят рыбу с рыбаками.) Но в Лесной службе было и прогрессивное крыло, представленное среди прочих лесным инспектором Козиолом.
Существование ультраконсерваторов, каковы бы ни были их аргументы, было фактом, который игнорировать не приходилось, потому что их противодействие влияло на все развитие лавинных исследований и борьбы с лавинами в Западном полушарии.
Поскольку я был новым снежным патрульным, я не знал о существовании этой оппозиции. У меня и без того хватало проблем. Пока листья тополя и ивы становились красно-золотыми под октябрьскими морозцами, я готовился к зиме, осматривая снаряжение и читая литературу по лавинам. И того и другого было мало. Я помню одну работу, написанную статистиком нашего регионального управления на основе отчетов моих предшественников. Он делал вывод, что в январе я могу ожидать 3,3 лавины (я до сих пор размышляю, как следовало поступить с тремя десятыми лавины). Что же касается оборудования, то у меня были набор термометров, рейка Для измерения глубины снега и связка табличек, на которых было написано:
ЗАКРЫТО. ЛАВИННАЯ ОПАСНОСТЬ!
Нынешнего лавинщика, привыкшего к полному набору лавинного снаряжения и команде обученных помощников, в моем положении хватил бы удар. Даже при всем своем невежестве я понял, что арсенал мой весьма скуден.
Зиме не понадобилось много времени, чтобы испытать меня. Сезон в Алте по традиции открывается в День Благодарения[2], и сезон 1945/46 г. в этом отношении не был исключением. Некоторое время все шло спокойно, и я смог лучше узнать окрестные места и окружающих меня людей.
Среди них был Тед де Боер, управляющий приютом Алты, типичный горожанин, которому тем не менее, как я скоро узнал, предстояло вместе со мной рисковать жизнью среди лавин. Был управляющий
