Впрочем, Каратаева в ней не было.
Повернув назад, я увидела его дружески беседующим с высоким крупным мужчиной, но подходить не стала. К этому моменту ко мне вышла мама. Она тоже заметила Каратаева и сказала, кивнув на его спутника:
— Это директор санатория. Представь, он сам меня смотрел и сделал все назначения.
Каратаев, наконец, увидел, что мы рассекретили его присутствие, и простился со спутником, дружески пожав ему руку.
Подойдя к нам, объяснил:
— Однокурсник нашего Михаила Андреевича. Я приехал чуть раньше, чтобы вручить ему подарок от друга.
Мама улыбнулась:
— Пожалуйста, передайте от меня привет Михаилу Андреевичу. Мне гораздо лучше, и лечение явно идет на пользу. Правда, очень скучаю за девочками, но телефонная связь здесь хорошая, и мы каждый день перезваниваемся.
Мы подошли к машине, и мама повернулась к Александру Алексеевичу:
— Спасибо вам за все. За помощь Полинке, за внимание ко мне…
Каратаев исподлобья глянул на нее, и решительно прервал:
— Екатерина Васильевна, давайте все-таки объяснимся: Полина у нас работает больше полугода, и никто о ней худого слова не скажет. То, что я делаю для Полины, сделал бы для любого работника, которому нужна моя помощь. В бюджете предприятия для этого заложены определенные средства, например, ваше пребывание в санатории мы оплатили за счет средств социального страхования. А Полина у нас на хорошем счету. Понимаете, мы на работе проводим иногда больше двенадцати часов в сутки, и хочется, чтобы люди, которые находятся рядом, были тебе симпатичны, чтобы у них было все хорошо. Уверяю вас, работать так значительно легче. Так что особых своих заслуг не вижу, и благодарность вашу принимаю, но не только на свой счет. — Он посмотрел мне в глаза и строго сказал: — Я немного знаю вашу дочь, и мне не хотелось бы, чтобы она отрастила непомерное чувство благодарности.
Мы с мамой переглянулись, и я первой прыснула, представив себе эту отросшую благодарность в виде лосиных рогов.
Отсмеявшись, мама махнула рукой:
— А, да разбирайтесь вы сами…
Отъезжая, мы посигналили ей.
Несмотря на то, что ехали мы с приличной скоростью, в пансионат въехали уже затемно.
Охранник, увидев нашу машину, распахнул ворота, и мы проехали к коттеджу, который Лена показывала мне в прошлый раз.
— Мы останемся здесь? — спросила я.
Каратаев кивнул.
— В доме несколько спален, так что превосходно разместимся. Выбирай любую.
Я помогла ему забрать из машины коробки и огромный букет роз, явно предназначенные юбиляру.
На втором этаже все комнаты были стандартными, и я выбрала ту, что выходит на балкон. С него открывался изумительный вид на сосновый лес и берег озера.
Разобрав свою сумку, разложила на постели вечернее платье.
С этим платьем вышла целая история.
После предупреждения Каратаева, что мне понадобится вечерний наряд, я приуныла. В моем гардеробе, ввиду полной ненадобности, подобного не водилось. Надоумила меня Зинаида:
— Звони Ленке. Вы с ней одного роста, пусть подберет тебе что-нибудь.
Ленка мгновенно прониклась проблемой, и после придирчивых и утомительных примерок подруги, не сговариваясь, воскликнули:
— Вот! Это то, что надо!
Темно-зеленое шелковое платье, отделанное атласом и тугими кручеными шнурами, оттеняло невесть откуда взявшиеся золотые искорки в моих волосах и сидело просто замечательно.
Я глянула на Ленку:
— И не жалко тебе такую красоту?
Она фыркнула, и вместе с Юлькой полезла на антресоли, искать коробку с туфлями. Если честно, туфли, конечно, здорово подходили к платью, но мне были чуть великоваты.
Зина подвела итог:
— Ничего страшного, засунешь в носок вату!
Мои раздумья над платьем прервал Каратаев.
Он стукнул согнутым пальцем в приоткрытую дверь, заглянул в комнату и спросил:
— Часа тебе на сборы хватит?
Я кивнула.
Гостиничный комфорт радовал: в каждой спальне была душевая комната. Управилась я довольно быстро.
Уже в платье и с тщательно уложенными волосами я покрутилась около зеркала и осталась собой довольна.
Тут же обнаружилась проблема с туфлями. При ходьбе они соскальзывали с ноги и хлопали по пятке. Вата, всунутая в носки туфель, помогла мало, обувь была мне широковата, и я дважды очень неприятно подвернула ногу. Решение нашлось неожиданно: вечер был довольно теплый, под длинным подолом платья никто ничего не заметит, и я сняла колготки. Туфли на босу ногу держались гораздо лучше, и я рискнула оставить все так, как есть.
Я спустилась вниз и застала Каратаева уже полностью одетым.
Он стоял у камина и рассматривал высокий серебряный кубок, вынутый из коробки.
Я подошла ближе и с уважением спросила:
— Кубачинское серебро?
Каратаев увидел меня и неожиданно растерялся. Он даже не сразу ответил:
— Что? А, да. Коригов любит подобные вещи, и я приобрел для него пару.
Я помогла упаковать кубок, полюбовавшись на его красоту, взяла в руки букет и повернулась к Александру Алексеевичу:
— Мы можем идти.
На площадке перед рестораном было много машин, из чего я сделала вывод, что юбиляр — личность в народе популярная.
Мы поднялись по широкой парадной лестнице (мне при этом удалось не уронить туфли, чему я была несказанно рада!), швейцар открыл перед нами дверь и я, наконец, увидела юбиляра, встречавшего гостей внизу. К моему ужасу, им оказался хозяин второго офиса, который я посетила в поисках работы. Именно тот, что предлагал ящик коньяка за мою голову!
Конечно, он! Единственное, что радовало — это отсутствие его приятеля, Артура, кажется.
В ушах зашумело, но я продолжала улыбаться, как японка во время чайной церемонии.
Каратаев произнес приличествующие случаю слова, я вручила юбиляру цветы и подарок, которые он тут же передал невесть откуда взявшейся давешней блондинке из приемной. Вот ее я узнала с трудом: сегодня волосы у нее были цвета воронова крыла, впрочем, вполне возможно, что это был парик, потому что одета она была в восточные шаровары и расшитый жакет покроя мандарин.
Поскольку никто меня узнавать, вроде, не собирался, я приободрилась, и даже улыбнулась вполне по-человечески. А зря! Я тут же поплатилась за это: Марат Коригов сощурился и, внимательно рассмотрев меня, широко улыбнулся.
— Нашлась пропажа, — весело сказал он. На недоуменный взгляд Каратаева пояснил: — Мы с Полиной давно знакомы. Правда?
