мешкая, отправляется в Турцию, к султану Баязеду II, испрашивая у него мира, дружбы и взаимовыручки с северным соседом. Дорогого стоила привезенная им от султана грамота, врученная сим верноподданнымым евреем русскому послу в Крыму: “Султан Баязед, сын султана Мехмета, милостию Божией повелитель Азии и Европы – великому князю Московскому Ивану Васильевичу.
От всего сердца, посылая наши приветствия, спешим уведомить великого князя, что мы с большой радостью и душевным утешением узнали через посредство Хози Кокоса Евреинова, о Вашем желании иметь с нами мир и дружбу. Среди прочего названный Кокос сообщил, что князь Казани Ахмат выступит в поход против Вас.
Поразмыслив..., мы нашли выход, который будет прекрасной порукой Вашему спокойствию. Мы посоветовали крымскому хану Менгли-Гирею помочь Вам, а со своей стороны, проведем угрозу крулю польскому Казимиру. Кроме того, ради Вашего вящего спокойствия обещаю, что буду стоять с Вами в мире и дружбе. Дабы у Вас не оставалось сомнений в твердости данных обещаний, мы в присутствии своих придворных и посланников клянемся истинным Аллахом, а также Священными книгами, что выполним все обещанное”.
В результате слаженных военных действий враг был разгромлен и никогда уже больше не угрожал Москве. А сам князь Ахмат, хотя и разбил крымцев (Менгли-Гирей бежал тогда в Турцию, а Кокос – в Венецию), недолго праздновал победу: через год он был убит ногайским ханом. На деньги же, собранные в Венеции Кокосом, Менгли-Гирей создал войско и (при поддержке царя Московского) снова обрел крымский престол.
Иван III доверял Кокосу и дела самого деликатного свойства. Ему, к примеру, поручили сосватать дочь мангупского князя Исайки Марию за старшего сына царя - Ивана Молодого. Несмотря на радушный прием, оказанный свату, Хозя не стал кривить душой и не одобрил невесту, найдя ее слишком заносчивой. Брак, однако, не состоялся бы и без этого – Мария скоропостижно скончалась.
Кокос всемерно содействовал русским купцам в Крыму, добивался для них привилегий от хана Менгли- Гирея. Нередко Хозя слал Ивану III знатные подарки: яхонты, жемчуга, сукно ипрское, бархаты и т.д.
Неоценима роль Кокоса в освобождении русских пленных и, прежде всего, дьяка Федора Васильевича Курицына в 1487 году. Курицын много лестного наговорил царю о содействии Хози, о живом впечатлении о нем и просил Ивана щедро отблагодарить еврея. Но Хозя Кокос так и не смог приехать в Белокаменную. Дружба и сотрудничество еврейского купца и царя, продолжавшиеся в течение всей их жизни, так и не увенчались встречей.
Последней акцией бескорыстной помощи Хози Кокоса Ивану III было возвращение православных святынь, захваченных Менгли-Гиреем в Киево-Печерском монастыре. Кокос выкупил тогда все награбленные ханом православные реликвии и отправил в Москву царю. При этом Хозя и не ждал благодарности: воспитанный Торой на уважении к святым местам и святыням своей религии, он просто совершил акт восстановления справедливости по отношению к другой вере.
В 1502 году государь Всея Руси Иван Васильевич торжествовал полную победу: крымский хан Менгли- Гирей полностью уничтожил Золотую Орду и стер с лица земли ее столицу Сарай. Еврей Кокос уже не смог порадоваться этому вместе с Московским князем: за год до сего события он умер в Каффе. Ненадолго пережил его и сам Иван Васильевич. Причудливая судьба связала на всю жизнь двух этих никогда не встретившихся людей и подарила им верную дружбу...
Византийское коварство
До нас дошел исполненный драматизма исторический эпизод. Наследник престола, первородный сын и соправитель великого князя московского Ивана III, Иван Молодой (1458-1490) занедужил. Прогрессирующая болезнь царственного юноши вызывала тем большую тревогу, что слыл Иван Молодой человеком пылким и мужественным, да притом смелым и решительным полководцем, заслужившим подлинно всенародную любовь. Стали искать врачевателя. Вспомнили, что незадолго до этого по инициативе второй жены царя, племянницы византийского императора Софьи Палеолог, из Италии было снаряжено в Первопрестольную специальное представительство, где в числе мастеров и художников значился молодой “лекарь Жидовин Мистро Леон из Венеции”. То был один из первых визитов в Московию иноземного эскулапа, чье еврейское происхождение сомнений не вызывает. Известно, что в Средние века (вплоть до XVI столетия) медицинская наука в Европе находилась преимущественно в руках семитов, и почти каждый еврейский богослов был одновременно искусным медиком.
Этому-то “жидовину” царь и поручил лечение наследника престола, который, как было объявлено, болел “камчугою” (то есть подагрой, ревматизмом) в ногах. “И видел лекарь жидовин Мистр Леон, - рассказывает летописец, - похваляясь, рек великому князю Ивану Васильевичу, отцу: я вылечю сына твоего, великого князя, от сей болезни, а не вылечю его яз, и ты вели меня смертию казнити; и князь великий Иван Васильевич иняв веру речем его, повеле ему лечити сына своего великого князя. И нача его лекарь лечити, зелие пити даде ему, наче жечи стекляницами [банками – Л.Б.] по телу, вливал воду горячую”. Лечение врачевателя оказалось, однако, безуспешным, и 7 марта 1790 года царевич испустил дух. Злополучной оказалась судьба и самого еврейского эскулапа: после сорочин (сорока дней) после смерти Ивана Молодого Леона свезли на Болвановку, что в Москве, на берегу Яузы, и при огромном стечении народа отрубили ему голову...
В поисках сведений о Леоне я набрел в Интернете на сайт с броским и, казалось бы, весьма благостным названием “Слова в дни памяти особо чтимых святых”. И вдруг в разделе об Иване Молодом встретилось утверждение поистине ошеломляющее: от подагры и ревматизма ног не умирают, а потому царевич отправился на тот свет из-за какого-то снадобья, которым его якобы пичкал сей врач-вредитель. Отсюда следовал вывод: Леон был “фанатиком-иудаистом, ценой своей жизни осуществившим антирусскую диверсию”.
Подобной, с позволения сказать, бредовой версии о еврее-камикадзе не выдвигали даже историки и литераторы прошлого, в юдофильстве отнюдь не запримеченные. О лекаре-жидовине неизменно говорили лишь как о самонадеянном шарлатане, не вызывающем к себе ни малейшего сочувствия; казнь же его стала в глазах окружающих закономерным следствием непростительной медицинской ошибки. А в непогрешимость медицины тогда верили и в неуспехе лечения винили только “неискусного” доктора. “В сем для нас жестоком деле, - говорит о расправе над евреем Н.М. Карамзин в “Истории государства Российского”, - народ видел одну справедливость: ибо Леон обманул государя и сам себя обрек на казнь”. А известный своей юдофобией писатель И.И.Лажечников также о яде ни полусловом не обмолвился. Он только говорит: “Этот мейстер лечил и залечил Иоанна младого и за то казнен всенародно... Об этом никто не жалел: поделом была вору мука!”.
И все же в разглагольствованиях об отравлении Ивана Молодого есть рациональное зерно. Только осуществление этого адского замысла приписывается не тому лицу. Об этом прямо пишет Ивану Грозному весьма осведомленный в российской истории князь А.М.Курбский, свидетельствуя, что “предобрый Иоанн”, “наимужественнейший и преславный в богатырских исправлениях”, был отравлен “смертоносным ядом” своей мачехой Софьей Палеолог. Показательно, что именно эту версию отравления наследника престола повторили и авторитетнейшие российские историки В.В.Савва и Г.В.Вернадский.
