коробок, вытряхнул из него содержимое, проделал сбоку небольшое отверстие и затолкал туда своё детище.
— Мне почему-то всегда казалось, что если кому-то я и расскажу о своём изобретении, то только тебе, — бросил он мне леща. — В тебе есть что-то такое…
— Располагающее к доверию? — попытался подсказать я, но не угадал.
— Да нет же! — отмахнулся Валька. — Я бы сказал, здоровое такое сумасшествие.
Кажется, это комплимент.
— Колись давай! — сдался я, и Валька с готовностью изложил мне суть дела, предварив лекцию теоретическим введением.
— Мысль человека, — нагло заявил он среди всего прочего, — это те же электромагнитные волны. Просто они слишком слабы, и уловить их может только тот, кто их производит. Но представь себе, если бы их можно было усилить!
— Телепатия какая-то! — отреагировал я.
— Если тебе так удобней понять, то ради Бога. Мой прибор выполняет сразу две функции: он ловит исходный сигнал и усиливает его.
— И? Другие начинают «слышать», что я думаю?
— Не совсем. Они «слышат», но принимают эти мысли за свои. Конечно, с учётом внутренней интерпретации.
— Ты ещё скажи: испорченности.
— Можно и так.
Его взгляд красноречиво предлагал мне высказываться на заданную тему. Прокрутив в голове пару- тройку возражений, я понял, что уже вращаюсь в заданном Валькой пространстве, и вне зависимости от того, что сейчас скажу, проиграл.
И тут я взорвался.
— Блин! Валька! Зачем тебе прибор? Ты и так можешь запудрить мозги, кому угодно!
— Не веришь, — с сожалением произнёс изобретатель.
Нет, у него не получится меня провести. Пусть даёт мотивированный ответ по существу. И я набросился на него всерьёз:
— Откуда ты знаешь, на какой частоте работает мой мозг? Откуда тебе известно, что ты усиливаешь именно мои мысли, а не магнитные бури, пришедшие из космоса? Почему ты вообще решил, что этот твой прибор хоть что-то делает, кроме пустого пожирания электричества? А?
Но Валька был абсолютно спокоен.
— Помнишь, я рассказывал о своём отце? — спросил он.
— Ну?
— Теме устройства человеческого мозга посвящена его кандидатская диссертация. Впрочем, и докторская тоже.
— А ты-то здесь причём?
— Родители всегда хотят, чтобы их дети продолжали дела, начатые ими. Я всю эту муть про серое вещество раньше азбуки знал. Просто он — медик, причём, теоретизирующий, а я — электронщик.
Надо же! У него на всё есть правдоподобный ответ.
— Собственно, из-за чего мы спорим? — продолжил Валька. — Прибор — перед тобой. Давай его испытаем. И все сомнения отпадут сами собой.
— Как? — спросил я, хотя уже всё было понятно.
— Да очень просто, — пояснил он. — Я тут подумаю о чём-нибудь, прибор усилит, а ты услышишь. — Он взял коробок в руки. — Вот видишь — я сделал сбоку отверстие. Это для сенсора. К нему нужно палец прижать, чтобы контакт с источником излучения произошёл. Вот рычаг, который питание включает. А вот здесь антенна стоит. Направлю её на тебя — и готово. Ты можешь не сомневаться: ничего предосудительного и противозаконного я не совершу. Ну, книгу, там, с места на место переложить или стакан с водой принести.
Гад! Как по нотам разыграл меня! Как в шахматы! Ведь что это получается: если я откажусь, то так никогда и не узнаю, врал он или нет. А если соглашусь…
Тут мне показалось, что я нащупал верную стратегию.
— А ты уверен, — задиристо сказал я, — что твой прибор безопасен для здоровья? Может, он на мозги пагубно влияет? Ты бы хоть на крысах его сначала испытал, а то сразу другу предлагаешь.
— И что я крысе скажу?
— Тапочки принести. Слушай! — меня вдруг осенило и сразу же понесло. — Это же может получиться новый метод дрессировки!
— У животных всё устроено по-другому, — грустно сказал Валька. — Ладно. Замяли.
Он взял коробок, положил его к себе в тумбочку и наигранно улыбнулся.
— Обычный путь простого русского Кулибина — недоверие друзей и происки врагов.
Разговор, зашедший в тупик, мы за ненадобностью закрыли и перешли к более прозаическим вещам.
Общага бурлила. По коридорам сновала молодёжь с горячими кастрюлями, из комнат доносилась музыка, поспешно сервировались столы. Попадались неопытные первокурсники, уже принявшие ударную дозу и теперь вряд ли способные дотянуть до полуночи. Парочка дежурных преподавателей, назначенных деканатом, отстранённо наблюдала за всеми этими приготовлениями, не в силах хоть как-то повлиять на известный заранее итог.
Меня командировали на кухню с тазиком почищенной картошки и полиэтиленовым пакетом сала под мышкой, чтобы превратить их во что-нибудь съедобное при помощи огня и поварского мастерства. Отвоевав себе конфорку, я поставил на неё сковороду, а сам принялся шинковать сало.
И в это время на кухню зашла ОНА.
Моя смерть, наступившая вслед за этим, была молниеносной и неотвратимой. Словно я внезапно разучился дышать. Словно из меня выдернули позвоночник. Из приятных ощущений запомнилось одно: сладкая истома в груди, похожая, вероятно, на ту, которую чувствует праведник перед вознесением на небо.
— Горит, — сказала она, кивая на дымящиеся шкварки, и мне вдруг стало ужасно стыдно.
«Вдруг она не ест свинину!» — панически пронеслось в голове.
Одним быстрым движением я похоронил сало под грудой картофельной соломки и встал по стойке смирно.
Скорее всего, с такой реакцией на своё присутствие она сталкивалась впервые. Смущённо косясь в мою сторону, она сделала несколько безуспешных попыток зажечь фитиль, пока я не сообразил, что мне представился шанс проявить себя с лучшей стороны. Без всяких предисловий я грубо оттолкнул её от плиты и совершил это маленькое чудо, опалив себе шерсть на пальцах и бровях.
— Спасибо, — одними губами произнесла она.
Видимо, ожидая ещё каких-либо подвигов с моей стороны, она выдержала небольшую паузу, после чего обратилась к своим хлопотам. Я же занялся изучением аромата её духов. Перейти к следующему этапу наших отношений мне мешала врожденная скромность, и к тому же мозг категорически отказывался генерировать речь.
Ни названия, ни внешнего вида её блюда в моей памяти не сохранилось. Помню только, что его приготовление заняло меньше времени, чем у меня. В последний раз напомнив, что пора помешать картошку, она собрала свои принадлежности и удалилась. Пришлось выглянуть в коридор, чтобы проследить, в какую комнату она зайдёт.
Сделано.
Вернувшись со сковородой углей в свою комнату, я получил заслуженный нагоняй от товарищей. Никто, тем не менее, выбрасывать продукты не собирался, и мы уселись вокруг испорченного лакомства, наполнив водкой гранёные стаканы. Не по-фронтовому, до краев, а только на пару пальцев, чтобы
