Последний параграф

службе. Ему ещё повезло, что его не разжаловали и не изгнали с позором со службы. Но кто же мог себе представить, что кучка доведенных до отчаяния голодающих евреев сотрёт в порошок отборнейшие войска Рейха?

И после этого у Штроопа хватило ума представить начальству семидесятипятистраничный рапорт о проведенной операции, заботливо переплетенный в кожу, с золотым тиснением, под названием «Варшавского гетто более не существует». Идиот! А главное — после всего, у Штроопа ещё доставало наглости хвастаться этим во всеуслышание. Неудивительно, что его слова звучали напыщенно. Да он и был напыщенным ослом, вдобавок к тому и неумелым мясником. До нынешней индийской кампании Модель пролил немало чужой крови — любой, кто воевал в России очень быстро узнавал, что такое настоящая бойня — но никогда не заваливал порученную ему «работу».

Равно как и не получал от нее удовольствия. Модель предпочел бы чтобы Штрооп заткнулся. Чем слушать этого самоуверенного эсэсовца, хмыкнул Модель про себя, я бы с большим удовольствием послушал бы Ганди. Скажи я это Штроопу — то-то у него глаза бы на лоб повылезли. Но нет, языку место за зубами — никогда не знаешь, кто услышит твои слова. Так спокойнее.

Коротковолновый приёмник ожил. Он находился в тайном убежище, в какой-то темной жаркой комнате, расположенной, в свою очередь, в подвале. Единственным освещением была лампочка шкалы приёмника, да красный огонёк сигареты его владельца. Отказ сдать приёмник, по новым немецким законам расценивался как тяжкое преступление. Естественно, что и предоставление убежища Ганди, также было тяжким преступлением. Всё это висело бременем на душе Ганди. Но индиец с радиоприёмником, знал на что идёт.

Индус (Ганди знал его только по имени — Лал) возился с настройкой. — Обычно мы слушаем американцев, — объяснил он. — Там хоть какую-то правду можно услышать. Но, по вашей просьбе, я настроился на Берлин.

— Да, — сказал Ганди. — Я хочу знать, что они предприняли по поводу действий Моделя.

— Если вообще что-то было, — добавил Неру. Он опять был в cвоем безупречно белом костюме, его было видно даже во мраке подвала.

— Мы уже говорили об этом, — устало сказал Ганди. — Ни одно правительство не поддержит человека, учинившего хладнокровное избиение раненых мужчин и женщин. Мир просто возопит от ненависти.

— Это правительство и так уже контролирует большую часть мира, — сказал Лал. Он поиграл с настройкой. После статических шумов прорвались звуки вальса Штрауса. Лал удовлетворенно кивнул: — Мы настроились даже немного раньше, чем нужно.

Спустя какое-то время эта музыка, так неподходящая к данной ситуации, умолкла. — Говорит англоязычная редакция Радио-Берлин, — объявил диктор. — Через несколько минут слушайте новости. — Зазвучала ещё одна немецкая мелодия — «Horst Wessel».[16] Ганди скривился от отвращения.

Прозвучал новый голос. — Здравствуйте. С вами Уильям Джойс. — Его гнусавый оксфордский акцент, типичный для английской аристократии, сейчас постепенно исчезал из употребления, как в Индии, так и в самоё Англии. И Ганди и Неру говорили на английском именно с таким акцентом. Что же касается Джойса, то на самом деле, как слышал Ганди, тот был демагогом из Нью-Йорка, родившимся в ирландской семье, и превратившимся в страстного проповедника нацизма. Такое сочетание приводило Ганди в изумление.

— Как там англичане его прозвали? — пробормотал Неру. — Лорд Гав-Гав?

Ганди поднял руку, призывая к молчанию. Джойс читал новости, точнее сказать то, что Министерство Пропаганды в Берлине, хотело подать англоязычным слушателям под видом новостей.

Большая их часть была скучна до зевоты: подписание торгового соглашения между Маньчжоу-Го, китайской территорией, находящейся под контролем Японии и Японской Сибирью; наступление прогерманских французских войск на позиции проамериканских французских войск где-то в джунглях Африки — две державы втихую воевали против друг друга, используя третьи страны. Чуть более интересным было официальное немецкое предупреждение в адрес Америки о недопустимости вмешательства в Восточно- Азиатскую Сферу Совместного Процветания.

Когда-нибудь, подумал Ганди с грустью, две могучие державы Старого Света объединятся против этой великой нации, что стояла между ними. Он опасался за итог. Америка находилась за двумя океанами, которых считала преградами, и оставалась вне войны в Европе. Нынче, когда война вышла за пределы Европы, океаны из преград превратились в магистрали для ее противников.

Лорд Гав-Гав продолжал монотонно бубнить. С плохо скрытым злорадством он объявил о судьбе пойманных мятежников в Шотландии: их публично повесили. Неру наклонился к приёмнику. — Сейчас, — предположил он. Ганди кивнул.

Но комментатор продолжал разглагольствовать о процветании Европы в условиях Нового Порядка. Ганди почувствовал, как в нём поднимается гнев, помимо воли. Что, для Рейха индийцы были настолько незначительны, что о них не стоило и упоминать?

Прозвучала ещё одна мелодия: первые строки официального немецкого гимна Deutshchland Ьber Alles.[17] Уильям Джойс торжественно объявил: — А теперь, специальное сообщение Министерства Управления Приобретенными Территориями. Reichsminister Рейнхард Гейдрих высоко оценил умелые действия фельдмаршала Вальтера Моделя по героическому подавлению мятежа в Индии. Гейдрих также предупредил, что местное население не должно надеяться на подобную снисходительность в случае дальнейших попыток.

— Снисходительность! — Неру и Ганди воскликнули одновременно, у последнего это получилось отдаленно похожим на ругательство.

Как будто в объяснение, Джойс продолжил: — Начиная с текущего момента, при малейших нарушениях установленного порядка, будут браться заложники, которые, в случае продолжения беспорядков, незамедлительно будут казнены. Фельдмаршал Модель также назначил награду в пятьдесят тысяч рупий за поимку преступного революционера Ганди и двадцать пять тысяч рупий за поимку его приспешника Неру.

Снова зазвучал Deutshchland Ьber Alles, как сигнал того это важное сообщение закончилось. Джойс перешел к другим новостям. — Выключи его, — попросил Неру. Лал щелкнул тумблером и комната погрузилась в кромешную тьму. Ганди удивился, услышав как Неру рассмеялся. — Подумать только, я никогда не был раньше приспешником преступного революционера.

Старик как будто его не слышал. — Они его похвалили, — сказал он. — Похвалили! — Неверие ослабило его голос, обычно он звучал сильнее и моложе.

— Что вы будете делать? — тихо спросил Лал. Вспыхнула спичка, замерцал огонёк новой сигареты.

— Им не удастся править нашей страной такими методами, — резко сказал Ганди. — Начиная с сегодняшнего дня, ни одна живая душа не будет сотрудничать с ними. Нас больше в тысячи раз, что они смогут сделать без нас? Мы должны использовать это преимущество.

— Я надеюсь, что цена за свободу нашего народа не будет слишком высока, — задумчиво сказал Неру.

— Англичане тоже стреляли в нас, но мы шли и шли вперёд к своей цели, — сказал Ганди решительно. И добавил, после некоторой паузы: — Я тоже надеюсь.

Фельдмаршал Модель нахмурился и одновременно зевнул. Чайник со свежезаваренным чаем должен был находиться на его столе, но однако его не было видно. В животе заурчало. Рядом с чайником должен был стоять поднос с печеньем — но и он отсутствовал.

— Ну и как я смогу обойтись без завтрака? — фельдмаршал задал себе вслух риторический вопрос: всё равно в кабинете никого не было. Однако это его мало удовлетворило. — Лаш! — позвал он.

— Mein herr? — на пороге появился адъютант.

Модель повёл подбородком в сторону пустого стола, где должен был находиться серебряный поднос с