– Ничего, Георгицэ… спасибо скажу… – отвечает Василе.
Ну и выплеснул ему Георге в рожу вино, да еще звезданул кружкой меж глаз за это «спасибо». Потом еще ногами вскочил на него и давай месить, словно глину для штукатурки.
На счастье, Ирина Кручану, супруга покойного, как раз оказалась поблизости. Пряталась она меж ульев на пасеке, недалеко от ворот Волоокой, поджидая своего благоверного. Услышала она крик Кофэела и голос Георге, поняла, что совершается смертоубийство, и кинулась как безумная – будь что будет: «Что ж ты делаешь?… Убей лучше меня!» И муж начал ее убивать, и наверно убил бы, потому как был не в своем уме, но еще одно счастливое совпадение спасло несчастную женщину. Мимо проходили мужчины, с рыбалки возвращаясь. Связали они Кручану, а Василе, едва живого, в больницу отправили…
– Сущий дьявол… – первое, что сказал Кофэел сразу же, как только в сознание пришел. – Первый раз видел своими глазами, как в соседа демон вселяется.
И потом Василе часто повторял эти слова, так что они запомнились людям. А человек он был темный и маленький, и не было у него других интересов, иначе бы он ни за что не простил Георге Кручану, когда тот через несколько дней в этой же самой больнице целовал ему руки, валялся в ногах, со слезами упрашивая:
– Прости, Басиле, я сумасшедший! Прости.
Нет, другой бы на его месте ни за что не простил соседа, который тебя на всю жизнь искалечил (правда, если быть точным, Кручану ему помял левую руку, а с правой произошло позже, и совсем по другому делу, но в селе об этом как-то не помнили). Но Василе простил Кручану, потому что по доброте душевной был особенный человек, да и рука у него потом не особенно долго болела…
А теперь, если спросишь об этой давней истории у бади Василе, он тебе не торопясь, с удовольствием расскажет:
– Злое дело, товарищ, самого тебя делает злым, а доброе – добрым. Другого нам не дано: или так, или этак… В молодости я был солдатом. Был в цирке однажды и видел живого тигра. Хозяин заходил к нему в клетку и даже немного играл с ним, но… глаз с него не спускал! К чему это я говорю? А к тому, что и ко мне в сад чуть ли не каждую ночь наши местные тигры приходят. Но я – тертый калач, знаю, кто и как спит, с кем спит и на каком основании… Я ловлю браконьера и говорю: «Беги! Я тебя не видел, не слышал и вообще знать не хочу… И поверь, мне за тебя стыдно, товарищ, – говорю я ему. – Разве у тебя нет языка, или совсем потерял совесть, почему не попросишь? А если жалко тебе немножко заплатить за труды старому человеку, то бери мешок и уходи… об одном прошу, больше со мной не здоровайся!..» Что же делает мой местный тигр? Становится на колени: «Прости меня, бадя Василе, – говорит, – вот тебе мой мешок и делай со мной что хочешь!..» Вот что значит с добром подойти к человеку. А покойный Кручану приходил ко мне только со злом и не раз, и не два готов был глаза выколоть мне, если не сегодня, так завтра: «У тебя, – говорит, – бадя, крадут». А я ему отвечаю: «А ты, дорогой Георге, только о ворах думаешь?! Я же, например, забочусь о людях…» Тут он начинал обычно стращать: «Я против тебя закон применю». «Хорошо, – говорю, – применяй, спасибо тебе на этом!» И как же он ко мне закон применил?… Дал мне пощечину. А я ему: «Будь здоров, дорогой, благодарю… нет, не из моей руки вышел этот закон». Ну и тут в него демон вселился, и он бил меня, а если б убил, его б расстреляли по его же закону… Ирина вмешалась и больше того раздразнила в нем демона, начал он ее поучать, свою ненаглядную половину, и едва не пришиб… Вот как оно получается, когда злом на зло отвечаешь. Нет, а надобно зло добром пресекать… Теперь, слышу, затеяли новое зло, пустили анекдот по селу, будто я имел эту Ирину Кручану… то есть имел с ней тайную связь, и будто она по моему наущению мужа засадила в тюрьму! Эх, видать, совсем помутился разум людской, и они теперь злом отвечают на мое же добро!.. Будто бы в селе уже ни одного праведника не осталось – одни воры да развратники?…
Но, честно говоря, все меньше теперь находилось охотников расспрашивать да лясы точить со сторожем Кофэелом. Сидел он в своем саду по ночам все больше один, в гордом одиночестве блистая своей добродетелью, днями же отсыпался. Конечно, он на этот сговор пожаловал бы, чтобы на дармовщинку выпить и закусить. Но вот, однако же, ближние родичи его не позвали, потому что он надоел всем смертельно своими бесконечными проповедями о собственной доброте и неблагодарности окружающих.
– Ох и глупы бабы в наше время, не приведи бог!.. – проговорила со вздохом мать невесты и будущая теща, намекая на Ирину Кручану, которая сперва засадила мужа в тюрьму, а потом просила ему помилования. Обе они с Волоокой, и жена и любовница, бегали по начальству и умоляли отпустить их Георгия. – Что это за семья такая, когда за любую обиду, за маленький мордобой – чего только не случается в доме – жена, раз-два, тянет по судам мужа! Что это за семья?…
И мать жениха, будущая свекровь, очень обрадованная этой речью кумы, головой закивала:
– Правду ты сказала, кума! Ирина сама во всем виновата, потому что семья не держится на судах, дорогие мои! И тюрьмой ее не удержишь… А если ссорятся люди и обижаются друг на друга, почаще бы им вспоминать, как они любили и целовались, не так ли?… И незачем по судам бегать… – А про себя думала: «Какая, однако, умница теща будет у моего Тудора! И дочь свою вырастила по правилам: высшее образование дала и вот воспитательницей работать пристроила… А какие у самой твердые понятия о семье и браке! Ей-богу, с такой женщиной и поговорить – удовольствие! Будет у меня в жизни радость на старости лет, по-родственному станем с нею встречаться, рассуждать о делах детей и о жизни судачить…» А вслух между тем продолжала: – Покойный мой муженек тоже бывал тяжеловат на руку, упокой господи его душу. Десятый год одна маюсь, а слезы не высыхают… Как бы он теперь радовался с нами за этим столом!.. Ведь он, бывало, прибьет, тут же и приголубит, да еще словцо теплое скажет: «Жизнь, Касандра, это загадка! И если сам разгадать не сумеешь – ведь твоя она: с ней просыпаешься, с ней засыпаешь, – то никто тебе ее не станет разгадывать…» – И, поднимая стакан: – За молодых! Успеха и счастья! Чтобы жили в понимании и по справедливости. И чтобы деток своих вывели в люди… А то вот у Кручану трое осталось…
И тут еще тесть нашел нужным добавить:
– За тебя, дорогой жених! Молчишь, слушаешь?.: Это очень похвально. Ведь я тебе что скажу: в доме всякое бывает, и хорошее и плохое, а что делает человек? Сегодня он уступит, завтра уступит его половина… Семья – это дело тонкое. Это когда двое сговариваются и строят забор без столбов и без веток… Молодая семья прежде всего от людей отгораживается, чтобы в уединении и обоюдном согласии свить своему счастью гнездо… Взять того же Кручану…
А жених думал:
«Трус я или не трус?… Взять бы сейчас да громко признаться, что у невесты – четвертый месяц беременности, старший сват не придет, потому что лично я никого не просил быть у меня отцом посаженым и вообще никакой свадьбы делать не собираюсь…»
Странным получался этот свадебный сговор без руля и ветрил. (Правда, родичи думали, что дожидаются главного свата в лице посаженого.) И общий разговор был похож на розу ветров: с одной стороны, о делах родственных, с другой – об этом Кручану. А самому жениху все это напоминало занятие по арифметике, на котором он вчера был у невесты в детском саду. «Детки, давайте сложим восемнадцать и девятнадцать.
