Костер весело трещал, разгоняя темноту и полночную сырость. Ольга давно спала в палатке, а мы с Витькой сидели на шершавом бревне и молча приканчивали НЗ: пол литра медицинского спирта, изъятого из тайной ухоронки моей ненаглядной тещи. Разговор не клеился. Да и не о чем было разговаривать. То, что наше путешествие могло окончитmся, так и не начавшись, в комментариях не нуждалось. Черт, если так не везет сейчас… Но спросил я у Витьки совсем другое.
– Слушай, Курицын, я еще с утра хотел спросить: с какой это стати, ты Бога часто поминать стал? «Оборони царица небесная»… и т. д и т. п. В семинарию поступать случайно не надумал?
– Ты, Игорь, не смейся. Ты всегда смеешься, когда доходит до чего-то эдакого. Ну, сверхестественного…
– Ты только меня проклятием опять не пугай. На сегодня все лимиты моего страха исчерпаны.
– Как же испугаешь тебя. Ты с детства невосприимчив был. Один раз даже на кладбище заночевал. На спор. Два блока жвачки у меня выспорил. До сих пор простить не могу. У тебя вместо нервов канаты из твоей знаменитой суперстали.
– Ты мне зубы не заговаривай. Колись, говорю: отчего в религию ударился?
– Да разве ж я ударился… Я так потихонечку. Грехи замаливаю…
– А есть что замаливать?
– Есть.
– Расскажешь?
– Расскажу. Случилось это примерно года два назад. Есть у нас, у вольных археологов верные места. Если уж нашел такое, обязательно с прибытком вернешься. Одно из них – церковный закладной столб. Не знаю как сейчас, а раньше в каждой церкви при завершении строительства, в этом столбе оставляли нишу, куда состоятельные прихожане, помогавшие в возведении храма, приносили дары. В основном – деньги. Говорят, Александр III одной церкви пожертвовал около 3 килограммов золотых и серебряных монет. Их закладывают в столб и замуровывают. Вроде как, даже не церкви жертва, а прямехонько Богу.
– И что?
– И то. Если найдешь заброшенную церковь, то обязательно ищешь этот самый закладной столб. Вот я и нашел на свою голову. Были там медные и серебряные монеты XVIII века. Все же церковь деревенская, откуда там золото. Но и того мне хватило… Не скажу что громы небесные меня поразили, мор или язва, но что-то сломалось в жизни после этого случая. Разваливаться стал мой мирок. И так плохонький был, а сейчас…
– Погоди, не канючь. Работаешь? На хлеб с маслом имеешь? Семья есть? Здоровьем бог не обидел – вон какой бугай, бери и запрягай. Чего тебе еще надо? Миллион на блюдечке с голубой каемочкой, персидскую царевну в жены?
– Да что ты мне все про материю грубую. Душа у меня пятнами пошла, как у псориазника. Зудит, мочи нет, а не почешешь! Только что я тебе про душу. Ты все равно ни в бога, ни в черта, ни в тарелочки с пришельцами.
– А так же ни в снежного человека, ни в старуху Иер-Иер, ни в Черные шторы с Черной рукой. Вроде умный ты мужик, Витька, а такое иногда несешь… Душа у него, видите ли, чешется. Мыться чаще надо!!! Желательно с жидким мылом для интимных мест.
– Почему? – обалдел Витька.
– Да потому, что интимнее места, чем душа человека еще не придумали.
– А-а-а, – успокоился друг, – ну тогда давай по последней, и в школу завтра не пойдем.
– А куда пойдем?
– Запаску ставить с утра пойдем, тундра безлошадная. Сколько раз говорил тебе: бери машину, бери машину. Нет, ему, видите ли, в общественном транспорте лучше думается.
– Ага, как на ногу наступят, так мне сразу гениальные идеи в голову приходят.
– А иди ты со своими идеями…
– Уже в пути, – поднялся я.
– Ты куда?
– Спать, Витя, спать.
Сказано – сделано.
Проснувшись утром, я долго не мог понять, где нахожусь, и почему чувствую себя так, словно меня придавило упавшим шкафом. Первая попытка пошевелить затекшими ногами с успехом провалилась. После третьей, я, наконец, соизволил открыть глаза и посмотреть в чем причина моей временной нетрудоспособности. Может быть, проклятье уже действует? Однако ничего инфернального не обнаружилось. Причина же оказалась проста, как дворник дядя Коля из третьего ЖЭКа: наша чудная Альфа не пожелала, видите ли, спать на улице и мирно похрапывала, устроившись на моих многострадальных ногах.
После третьего решающего раунда я, наконец, смог освободиться и выполз из палатки, чтобы тут же быть мобилизованным на сбор хвороста. Помянув недобрым словом все прелести походной жизни, отправился к ближайшей роще. Лагерь мы разбивали почти в полной темноте, поэтому я с интересом наблюдал раскинувшийся вокруг пейзаж. Наша палатка расположилась на берегу небольшого озера, цвет которого я определил как средний между растворенной синькой и медным купоросом. В какой-то момент мне даже почудилось, что поднимающийся от воды туман отдает запахом серы. Но, слава богу (черт, кажется дурной Витькин пример заразителен), вскоре понял, что цвет этот от бездонного летнего неба, отраженного абсолютно гладкой озерной поверхностью. Приветливые березки, осинки, рябинки дополняли идиллическую картину. Ну, хоть не уезжай никуда…
Но уехать пришлось, – не бросать же все после первого приключения. Кто ж знал, что отъехав каких- нибудь полкилометра, мы в прямом смысле наткнемся на второе – здоровенный ржавый гвоздь, очевидно, специально поджидающий нас на дороге. Дерзко нарушив всем известную поговорку, о том, что «Снаряд дважды в одну воронку на попадает», он по шляпку воткнулся именно в поставленную нами запаску.
– Па-ба-ба-бам, – пробасил Виктор, перерыв весь багажник, – Что делать будем? Запасной камеры у меня нет.
– Может остановится кто и продаст? – предположила Ольга, за что была освистана нами в два голоса.
– Тогда приступим к операции ДБК, – ухмыльнулся в мою сторону Витька. И, признаться, эта его ухмылка, мне о-о-очень не понравилась. На всякий случай я спросил:
– И как это расшифровать?
– Элементарно, Ватсон! Давай Быстрей Качай! – просветил меня заботливый друг.
Весь дальнейший путь до деревни, где мы надеялись купить у кого-нибудь камеру, слился для меня в единый кусок черно-белой киноленты «Как закалялась сталь». А закалялся, стало быть, я. Буквально вылетая из машины, я подсоединял шланг ножного насоса к ниппелю пробитого колеса, и минут пять качал со скоростью близкой к скорости звука. Роль звука исполнял мат. Потом, отсоединившись и прихватив насос, я заскакивал обратно и отдыхал метров двести, пока Витька с очередным «мать» не останавливался. И все возвращалось на круги своя.
Одолев пятикилометровую дистанцию, мы, на последнем издыхании, вкатились на главную улицу деревни Сведино. Меня долго уговаривали выйти из машины, но я не поддавался на провокации, пока Витька не вынес мое бренное тело на руках и не посадил на травку рядом с сельпо. Постепенно приходя в себя, я начал обращать внимание на окружающий мир, а не только на свое разбушевавшееся сердце. Первым моим наблюдением стало наличие ответного наблюдения. Одним словом, чуть не полдеревни сбежалось поглазеть на нас. Телевизора у них нет что ли? Особо выделялась живописная группа из шести человек, довольно молодых, довольно наглых и в стельку пьяных. Был бы я великим Некрасовым, тут же выдал что-нибудь вроде «В пьяном угаре шпана деревенская».
Пока я разглядывал местную фауну, Витька нырнул в магазин, а Ольга вышла прогулять Альфу. При виде нашей медалистки, влекущей Ольгу к ближайшим кустам с мощью паровоза и таким же сипением, толпа как-то быстро поредела. Отступление возглавила вышеописанная шестерка, подозрительно быстро протрезвевшая. Тут из дверей деревенского супермаркета показался Витька, неся в руках четыре булки свежевыпеченного хлеба, такого ароматного, что урчание моего желудка перекрыло даже голодное повизгивание Альфы.
