рубашки.
— Нет. Не нестерпимой. Пожалуй, болезненной. Но все будет в порядке. Обещаю, что не буду дуться. Я знаю, что наделала много ошибок, но теперь постараюсь все исправить… Постараюсь загладить свою вину… Ведь я виновата, что не сказала тебе о Конни.
Она заморгала, чтобы не заплакать, и испугалась, почувствовав пальцы Бранда на своем подбородке. У нее перехватило дыхание от его неожиданного прикосновения.
— Изабелла? Ты хочешь сказать, что… приносишь себя в жертву… не только ради Конни, но и ради меня?
Он поднял ей голову. Его лицо было совсем близко, и она чувствовала его дыхание на своих волосах. Изабелла попыталась улыбнуться, и ей это почти удалось.
— Ну, какая жертва? Красивый муж. Отец моей дочери. Прекрасный дом. Я подумываю, не закрыть ли мне дело. Люди скажут, что я должна быть благодарна судьбе.
— Но ты не будешь благодарна. — Он отошел. — Изабелла, может быть, с другим мужчиной тебе будет лучше, чем со мной?
— Что? — Она изумленно посмотрела на него. — Ну нет. Ты не серьезно…
— Хорошо, хорошо. — Он протянул к ней руку, которая заметно дрожала. — Верю. Значит, все дело во мне.
— Ну… да. Отчасти. Но, понимаешь…
Она замолчала, подыскивая слова, которые объяснили бы ему, что она понимает — если любви нет, то ничего с этим не поделаешь.
Пушок начал царапать снаружи дверь, и они услышали, как Конни уговаривает его успокоиться. Бранд выглядел немного странно. Если бы Изабелла знала его хуже, она решила бы, что он раскаивается.
— Да, — сказал он. — Мне кажется, я понимаю. Ты говорила мне, что хочешь все. Не только дом и мужа, но все, что составляет счастливый брак.
Он наконец-то понял. Она кивнула, надеясь, что комок в горле не задушит ее.
— Да. Но я знаю: я слишком многого хочу.
Бранд тряхнул головой, как будто его ударили. В первый раз с той ночи после танцев он не старался прятать свои чувства. Изабелла видела, что он винит себя за что-то…
— И я не верил тебе. Думал, что тебе нельзя верить, — простонал он. — Сможешь ли ты простить меня, Беллеца?
— Простить? — Теперь смутилась она. — Но, Бранд, мне нечего тебе прощать.
— Еще неделю назад я бы с тобой согласился. Неделю назад я все еще считал тебя маленькой людоедкой, на которой женился из раскаяния и которая, внушив мне любовь, убежала одной холодной декабрьской ночью…
Он потянулся к ней, но прищурился и опять отступил.
— Ты носишь мой браслет.
Изабелла почувствовала, что кровь отливает у нее от лица и сердце трепещет, как бабочка, пойманная в сачок. Она шагнула назад и незаметно для Бранда прислонилась к кожаному креслу возле письменного стола.
— Что ты сказал?
Она упала в кресло.
— Я сказал, что ты носишь мой браслет.
— А. Да. Кажется… В самом деле.
— В самом деле. Я хочу, чтобы ты его носила.
Изабелла слабо улыбнулась.
— Я рада. Мне тоже хочется его носить. Я… Я правильно поняла? Ты сказал, что я внушила тебе любовь? Ко мне? Я думала…
— И я тоже думал… — Голос Бранда напоминал скрип наждака, когда им водят по камню. — Я думал, что сойду с ума. Потому что считал, что ты воспользовалась мной как билетом, чтобы выбраться из страны, где заставляют выходить замуж против воли. Я полагал, будто ты предпочла меня только потому, что я приехал из страны, где женщины вольны делать все, что им вздумается.
Кровь прилила к щекам Изабеллы. Бранд смотрел на нее с таким горьким раскаянием, что она неохотно призналась:
— Если ты так думал… то был отчасти прав. С той минуты, как я в первый раз увидела тебя с Мэри, мне как будто показали другую жизнь. Видишь ли, мне с детства внушили, что любовь — это сказка, которой нет места в жизни. Так говорил мой отец. Но, когда я увидела, как ты смотришь на Мэри, мне стало не по себе и захотелось бежать из мира, в котором есть только деньги и земля.
Она опустила глаза.
— Когда я вновь увидела тебя на улице, я поверила, что наша встреча — это судьба. Что ты и я предназначены друг для друга. Девичьи фантазии, конечно. Хотя позже…
— Знаю, — перебил ее Бранд. — Позже все изменилось. Ведь так? О, ты все еще во многих отношениях была ребенком. Но, вспоминая прошлое, я думаю, что ты понемногу взрослела.
— Мне было нелегко любить тебя. — Изабелла с улыбкой посмотрела на него. — И со временем не стало легче.
Бранд застонал.
— Неужели так плохо?
— Нет. Не так уж. По большей части ты старался быть заботливым мужем. Таким, каким, по твоему представлению, должен быть заботливый муж. Но ты все еще любил Мэри и не мог относиться ко мне как к жене. — Она запнулась, но заставила себя быть честной. — И я попыталась использовать Гари, чтобы вызвать у тебя ревность.
Бранд посмотрел на нее и засунул руки глубоко в карманы. Изабелла без трепета встретила его пристальный взгляд, тогда он отвернулся и стал смотреть в окно. Дождь шел по-прежнему.
— Я все еще готов при случае удушить этого молодого человека.
— Правда? Это хорошо или плохо?
— Правда. Хотя, с другой стороны, это подействовало.
Перестав интересоваться погодой, Бранд посмотрел ей прямо в глаза.
— Твоя интрижка с Гари заставила меня очнуться и понять, что Мэри стала всего лишь сладостно- горьким воспоминанием о первой любви и, в действительности, я женат на живой, желанной женщине.
Он опустил голову и, казалось, старательно изучал свои туфли.
— Беда в том, что я не мог ничего тебе сказать. Отчасти, я полагаю, потому, что сам не мог это принять, отчасти потому, что ты была чертовски молода. И я держал себя в руках, зная, что иначе я либо убью тебя, либо не выпущу из постели.
Он улыбнулся ей и привалился боком к подоконнику.
— Думаю, мне второе больше по вкусу.
Улыбка Изабеллы была теперь гораздо уверенней.
Бранд тоже улыбнулся.
— Ммм. Но я не мог представить себя бегущим в постель — или в тюрьму — из-за ветреной молодой особы, которая сначала строит глазки моему соседу, а потом падает в обморок прямо в его объятия.
— Это был не обморок. И, в конце концов, ты все-таки пришел ко мне в постель.
Изабелла теребила рукав красного свитера.
— Я испытывал ужасный стыд. И правильно. — Он потряс головой, словно не мог избавиться от стыда за прошлое. — Черт, я же почти на десять лет старше тебя. Не дождался, пока ты повзрослеешь и поумнеешь, чтобы тебя больше не преследовали страх, беззащитность и… — Его губы неожиданно дрогнули. — И, полагаю, желание иметь отца.
— А я думала, ты меня не хочешь. Из-за Мэри.
Его большое тело на фоне залитого дождем окна было таким болезненно желанным, что Изабелла изо всех сил вцепилась в ручки кресла, чтобы не броситься ему на шею.
— Не хочешь… — Бранд скрестил руки на груди. — Я мужчина, Изабелла. Конечно, я не забыл Мэри.
