Кругом все глушь; отвсюду он Пустынным снегом занесен, И ярко светится окошко, И в шалаше и крик и шум; Медведь промолвил: «Здесь мой кум: Погрейся у него немножко!» И в сени прямо он идет И на порог ее кладет (сон продолжает углубляться — медведь уже заговорил человеческим голосом. — М.Л.).
Опомнилась, глядит Татьяна: Медведя нет; она в сенях; За дверью крик и звон стакана, Как на больших похоронах; Не видя тут ни капли толку, Глядит она тихонько в щелку, И что же видит?., за столом Сидят чудовища кругом: Один в рогах с собачьей мордой, Другой с петушьей головой, Здесь ведьма с козьей бородой, Тут остов чопорный и гордый… Опускаю описание других чудовищ.
Но что подумала Татьяна, Когда узнала меж гостей Того, кто мил (для «ОНО». — М.Л.)
и страшен ей (для «СВЕРХ-Я». — М.Л.),
Героя нашего романа! Онегин за столом сидит И в дверь украдкою глядит. Он знак подаст: и — все хлопочут; Он пьет: все пьют и все кричат; Он засмеется: все хохочут; Нахмурит брови: все молчат; Так он хозяин, это ясно. И Тане уж не так ужасно, И любопытная, теперь Немного растворила дверь… Вдруг ветер дунул, загашая Огонь светильников ночных; Смутилась шайка домовых; Онегин, взорами сверкая, Из-за стола гремя, встает; Все встали; он к дверям идет. И страшно ей; и торопливо Татьяна силится бежать («СВЕРХ-Я». — М.Л.),
Нельзя никак; нетерпеливо Метаясь, хочет закричать; не может; дверь толкнул Евгений (работа «ОНО». — М.Л.);
И взорам адских приведений Явилась дева; ярый смех Раздался дико; очи всех, Копыты, хоботы кривые, Хвосты хохлатые, клыки, Усы, кровавы языки, Рога и пальцы костяные, Все указуют на нее, И все кричат: мое, мое! Мое! — сказал Евгений грозно, И шайка вся сокрылась вдруг; Осталася во тьме морозной Младая дева с ним сам-друг…
