отношение к Гудауте. Но Кудюм и убийство? С таким, как Кудюм, Садовников наверняка бы справился. Внимание Прохорова к этому Нижарадзе из гостиницы «Алтай» привлек белый пуховый костюм. Но сам-то он отлично знает: таких белых пуховых костюмов, импортных, в Грузии сотни, если не тысячи. На убийце был костюм фирмы «Карху» — это они определили по оторванному замку от застежки «молния'». Ну и что — «Карху»? Тбилиси завалено финскими костюмами. То же, что «Нижарадзе» выехал из гостиницы «Алтай» именно в день убийства, могло оказаться простым совпадением.
Найти этого Нижарадзе, конечно же, они все равно должны. И искать они будут, хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что след ложный. Пока же у них с Прохоровым ничего нет. Ровным счетом ничего.
Иванов сидел, вглядываясь в расплывающийся над Ленинскими горами вечерний полумрак. Народу на смотровой площадке довольно много, человек около двадцати. Он уже не раз приезжал сюда. Приезжал и стоял вот так, пытаясь представить, что же произошло здесь неделю назад. Хорошо, он попробует еще раз вникнуть в последнее утро инспектора ГАИ Виктора Садовникова.
Неделю назад, выслушав в полвосьмого утра вместе со всеми сводку перечень дорожных происшествий за последние сутки, номера угнанных машин и описания особо опасных преступлений, — тридцатилетний инспектор ГАИ Виктор Садовников сел в стоящий у дверей отделения «уазик». Через пятнадцать минут он уже выходил у своего поста, здесь, у стеклянной будки на Ленинских горах. Место, по московским понятиям, малооживленное, особенно в утреннее февральское дежурство. Впадение Мичуринского проспекта в улицу Косыгина. Перекресток считается нетрудным. Можно предположить: в то воскресное утро перекресток вообще выглядел пустынным. Дальше… Дальше, скорее всего, Садовников, убедившись, что знаки на перекрестке в порядке, поднялся по лесенке в стеклянную будку. Отомкнул ключом дверь, уселся на табурет, снял замок с панели управления, щелкнул тумблером автоматической регулировки светофора. Кажется, именно с этого момента все пошло так, как рассчитал «кавказец». Конечно же, о том, что провод, соединяющий светофор с пультом, был недавно перерублен, Садовников не догадался. Он увидел всего-навсего, что светофор «на черном», то есть не подает признаков жизни, и все. Картина в жизни инспектора ГАИ обычная. Такое случалось и раньше. Звонок Садовникова о неисправности был зафиксирован в семь пятьдесят утра. Примерно в это же время свидетели видели на перекрестке стоящего и ходившего милиционера. Садовников вынужден был спуститься на мостовую, чтобы регулировать движение вручную. Именно этого и добивался убийца, заранее повредив провод. Садовников ходил вот здесь, недалеко от края обрыва, ведущего вниз, к Москве-реке. Как раз здесь, где-то около восьми ноль-ноль — пяти минут девятого, две свидетельницы, пожилые женщины, выгуливавшие неподалеку своих собак, видели, как Садовников разговаривал с ходившим вместе с ним высоким человеком в белом спортивном костюме. Лица этого человека в момент беседы свидетельницы не видели — до него и Садовникова было метров около сорока пятидесяти, да и освещение было неважным. Но одна из свидетельниц, Свирская, утверждала, что видела разговаривавшего с Садовниковым человека раньше, когда он шел ей навстречу по направлению к будке ГАИ. По словам Свирской, это был человек восточного или кавказского типа, с темными усами, лет тридцати с небольшим. С места наблюдения двух свидетельниц, Свирской и Нефедовой, беседа Садовникова и «кавказца» выглядела самой что ни на есть мирной. Изредка Садовников и его собеседник скрывались от свидетельниц, заходя за кусты, затем они возвращались. Наконец, скрывшись в очередной раз, беседующие исчезли совсем. Естественно, обе женщины не придали этому никакого значения, они ведь не имели понятия, что в эти минуты в нескольких метрах от них убивают человека. Через некоторое время Нефедова пошла вдоль обрыва и, взглянув вниз, увидела человека в милицейской форме, лежащего на снегу с кровавой пеной на губах.
Далее произошло то, что и должно было произойти, Нефедова истошно закричала: «Помогите! На помощь! Человека убили! Помогите!» Нефедова продолжала это выкрикивать, даже когда к ней подбежали еще три женщины. Некоторое время, застыв от ужаса, они разглядывали умиравшего Садовникова. Опомнившись, Свирская и Нефедова побежали искать телефон-автомат. От потрясения ни одна из женщин не догадалась, что телефон, по которому можно было вызвать милицию и «скорую», — рядом, в будке. Ближайший телефон-автомат находился далеко — метрах в двухстах, на Мичуринском проспекте. Пока женщины его нашли, пока дозвонились в милицию, пока приехала оперативная группа и «скорая помощь», «кавказца» и след простыл. Садовников терял последние остатки крови. Все попытки медиков спасти его были практически бесполезны.
Старший опергруппы, отметив, что у раненого отсутствует личное оружие, отправив Садовникова на «скорой», тут же провел опрос свидетелей. Выяснил приметы преступника, передал их дежурному по городу. Все говорило о том, что убийство совершено из-за пистолета.
Из-за пистолета. Опять-таки: ну и что? На этом розыск не построишь. А на чем построишь? На приметах? Если не считать белого пухового костюма, приметы слишком общие. Высокий человек, лет тридцати, восточной наружности, с черными усами. Правда, одна из свидетельниц заметила, что у преступника было будто бы округлое лицо. Но людей южного типа с округлым лицом более чем достаточно. И ни одна из свидетельниц, увидев окровавленного Садовникова, не догадалась посмотреть вниз, на набережную! Впрочем, это бы не помогло. В тот момент «кавказец» наверняка был уже далеко от места происшествия. В утешение опергруппе осталась только сомнительная примета в виде белого пухового костюма. Если учесть расчет, с которым действовал нападавший, белые куртка и брюки были скорее всего умело подобранной отвлекающей деталью, с помощью которой рассчитывалось сбить с толку свидетелей и преследователей.
Иванов включил зажигание, развернул машину. Белый пуховый костюм липа, в этом он был уверен с самого начала. Костюм «Карху» был вовремя снят и спрятан в сумке.
Выждав, пока на перекрестке зажжется зеленый, Иванов поехал назад, в следственную часть прокуратуры.
В кабинете Прохорова все было так же, если не считать снятого пиджака и стоящего на столе стакана чая с заварочным пакетиком. Прохоров несколько раз дернул за нитку, от пакетика поплыло бурое облачко.
— Можем себя поздравить, — сказал он.
— А что?
— Из гостиницы «Алтай» в день убийства выехал Нижарадзе Гурам Джансугович, трижды судимый.
— Кличку не выяснили?
— Теперь уже моя очередь спросить: а что?
— Ничего. — Иванов помедлил. — Не Кудюм?
Прохоров некоторое время с интересом смотрел на Иванова. Наконец будто что-то решив, медленно отхлебнул чай.
— Кудюм, точно. Я предполагал, что вы его знаете. Он проходил в Тбилиси по многим делам. В частности, по последнему с мошенничеством. После отбытия наказания освободился несколько месяцев назад. Выписался вроде бы домой, но по месту жительства в Гудауте его сейчас нет. Местонахождение неизвестно.
— Как его определили? По паспортным данным?
— По паспортным.
— А что-нибудь еще? В номере, например? Ну, там, приметы, следы, прочее?
Прохоров, конечно, догадался, что он имеет в виду: не нашли ли в номере «Алтая» следов пальцев Кудюма.
— Если вы о следах пальцев, следов пальцев, принадлежащих Нижарадзе, в номере не нашли.
В данном случае это было довольно важно: надо все время помнить, что дактилокарта с отпечатками пальцев Кудюма хранится в ГИЦ.
— Леонид Георгиевич, поздравляю вас. Но вы же сами понимаете, Кудюм… — Иванов помолчал. — Кудюм, засветившийся в белом пуховом костюме в «Алтае», это, конечно же, нечто. Но Кудюм не мог убить Садовникова.
— Все понимаю, Борис Эрнестович. Кудюм мошенник, а не убийца. Но мошенник может в любую
