Салман дотронулся до затылка, и пальцы нащупали на голове мягкую ткань ермолки. Отдернув руку, он хотел было вытереть пальцы носовым платком, но для этого нужно было залезть в карман брюк, что было, конечно, выше Салмановых сил.
Надо же было так забыться! И ведь, погружаясь в сон, он подумал о том, что упустил из виду нечто важное…
Впервые с ним приключился такой конфуз, и еще неизвестно, как посмотрит на это мулла.
Теперь же не оставалось ничего другого, как захлопнуть колпак и, чтобы не видели другие пассажиры, переодеться в тесноте, не очень-то соображая, где именно в рюкзаке лежит нужная одежда. Складывала Мара, и он плохо помнил…
Нет, все в порядке. «О Аллах, — подумал Салман, — надеюсь, ты простишь мне это небольшое прегрешение!»
Он точно знал, что Аллах простит.
Через десять минут Салман прошел в хвостовую часть лайнера, где, согласно указателям, помещалась мечеть. Здесь уже собрались десятка три правоверных мусульман, расстелили коврики для намаза, повернулись лицом к Мекке, согласно направлению, показанному повисшей в воздухе голографической стрелой. Затылки молившихся выглядели одинаковыми, но Салман все-таки узнал друга своего Ибрагима.
— …И ниспошлет Аллах мир, — бубнил мулла, подвывая, — и сгинут неверные, как исчезает роса под жаркими солнечными лучами…
— Велик Аллах! — воскликнул Салман.
Когда он молился, то забывал обо всем, истово отдавая себя Тому, Кто Создал Вселенную.
В самом конце молитвы, правда, корабль провел корректировку курса, и Салман крепко приложился щекой к правой колонне. Но это было всего лишь досадным недоразумением. День начался не очень хорошо, иудейская одежда будто жгла ему плечи, но сейчас, он был уверен, все изменится к лучшему. Ибрагим здесь, и они неплохо проведут время до самой Земли. Гурий на корабле, конечно, нет, но нарды найдутся.
Выйдя из мечети в хвостовой салон лайнера, Салман надел ботинки, оставленные у входа, и отыскал в толпе Ибрагима. Ибрагим был молодым крепким мужчиной с усиками, постриженными а-ля актер Ибн- Саид. Жил он неподалеку от Салмана, был холост и имел свою мастерскую, где ремонтировал авиетки.
— Ты не говорил, что тоже летишь на Землю, — укоризненно сказал Салман, подходя к Ибрагиму. — Могли бы взять билеты в один ряд.
Ибрагим поднял на друга удивленный взгляд.
— О чем ты говоришь, Салман? — воскликнул он. — Ты забыл? Мы же договорились лететь порознь и встретиться после молитвы, потому что…
Салман почувствовал, что краснеет. Действительно, как он мог забыть?
Нет, он знал теперь, что произошло и почему он забыл такую важную деталь. Попросту говоря, нужно сначала думать, а потом брать билет. С другой стороны, рейсы-то всего раз в неделю, и если так совпало… Он решил, что все обойдется. Он даже договорился с Ибрагимом заранее… Нет, не с Ибрагимом, конечно, а с другом своим Абрамом. Надо же, совсем не подумал о том, что противоперегрузочное кресло создает на мозг давление, и в результате…
— Прости, — сказал Салман. — Ты прав. Ибрагим кивнул и сказал:
— В этом салоне слишком много евреев, а в следующем — слишком много христиан. Пойдем лучше на второй этаж, сыграем в нарды.
Салман вспомнил оставшийся лежать на дне камеры черный костюм, о котором, будь все нормально, он и думать забыл бы.
— Да, — сказал он с некоторым сомнением. — С евреями нам говорить не о чем.
И они поднялись на второй этаж — играть в нарды.
Время до обеда пролетело незаметно. Ибрагим проигрывал, Салман был в ударе, между партиями они пили в буфете прохладительные напитки и обсуждали будущий маршрут.
— Сначала хадж, — настаивал Ибрагим. — В Мекке решим, что делать дальше.
— Нет, — возражал Салман. — Я бы предпочел сначала слетать в Эль-Кудс. Ты же знаешь, что золотой купол мечети Омара — моя мечта. Постоять на том месте, где стоял сам Пророк…
— Послушай, Салман, — сказал Ибрагим. — Не нужно спорить, у тебя сегодня в мыслях полный сумбур. Ты не успеешь в Эль-Кудс, и молиться ты будешь не в мечети Омара, а в иерусалимском Храме Гроба Господня.
Банка с соком выпала из руки Салмана, и желтая жидкость пролилась на брюки. Действительно, то, что происходило с ним сегодня, не лезло ни в какие ворота. Он не мог забыть. Но забыл. Наверное, перед полетом ему нужно было пройти полное медико-религиоведческое обследование. Может, его организм плохо переносит стартовые перегрузки? Такое бывает очень редко, но ведь бывает, о чем тут спорить? А он пренебрег. Нет, не то чтобы пренебрег, просто не подумал, будучи в эйфории от того, что скоро увидит Эль-Кудс… То есть Иерусалим. А может, Ерушалаим, золотой город над голубым небом?
Только полной консперсии ему не хватало!
— Эй, — сказал Ибрагим, — ты почему такой бледный? Пойдем, я отведу тебя к доктору.
— Да-да, — пробормотал Салман. — Что-то мне не по себе…
До кабинета корабельного эскулапа они не сумели добраться без приключений.
В главном коридоре толпа евреев читала вслух Псалмы Давида. Вообще говоря, ничего предосудительного в этом не было, но сейчас, когда нервы Салмана находились в натянутом состоянии, любой посторонний шум вызывал в его организме резкую реакцию отторжения. А звуки Псалмов были сейчас, ясное дело, посторонним шумом.
— Эй, — сказал Салман. — Эй, евреи, дайте пройти. И помолчите, здесь все-таки общественное место, а не синагога.
На них обернулись, и Салману даже показалось, что он узнает двух-трех человек. Впрочем, наверное, показалось, что общего у него могло быть с этими пейсатыми, не почитающими Пророка?
— Твое лицо мне знакомо, — мягко проговорил один из евреев. — Не могу вспомнить…
Естественно, не может.
— Дорогу! — сказал Салман и бросился на евреев, как таран на городские ворота.
Кто-то наверняка получил по уху, а кто-то отлетел к стене, что при пониженной корабельной тяжести вряд ли привело к серьезной травме, но нанесло чувствительный удар по самолюбию. Евреи не остались в долгу, а поскольку их было ровно в пять раз больше, то Салман с Ибрагимом выбрались несколько минут спустя в медицинский коридор в помятой одежде, и у каждого под глазом красовался отличный фингал.
— Ну погодите! — взорвался Ибрагим, который молчал все время, пока продолжалась потасовка. — Уж на Земле я до вас всех доберусь!
Что-то подсказывало ему, что это всего лишь пустая угроза.
В лазарете за белым столом сидел врач и со скучающим видом читал на экране порнографический журнал с анатомическим сексом. Увидев входивших в отсек мусульман, он мгновенно переключил канал, вызвав программу нравственного исламистского воспитания, а на его голове, будто крапленая карта из колоды, возникла белая в полосочку куфия.
— С евреями или христианами? — спросил он, кивая на синяки под глазами Ибрагима и Салмана.
— С евреями, — сказал Ибрагим. — Но мы пришли не из-за этого.
— А из-за чего же? — удивился врач.
— Вот он, — Ибрагим показал на Салмана, — вылетал в рейс евреем, а после стартовой фуги проснулся мусульманином. Хотя время фазы у него только через полторы недели.
Глаза врача расширились. Это был действительно отличный случай. Не то чтобы уникальный, но достаточно редкий для того, чтобы заняться им основательно.
— Не было ли перед отлетом простудных заболеваний? — обратился врач к Салману.