Григорий Горин
Протекция
(Рассказ вахтера)
… И вот, гражданин следователь, разрешите, я расскажу вам все по порядку, а вы уж меня не сбивайте, не то я что-нибудь важное забуду, а потом стану переживать.
А переживаний тяжелых у меня и без того достаточно – в душе такой нарыв, что, ей-богу, уже нет никаких сил терпеть.
Все, как было, расскажу вам, гражданин следователь, и, коли я преступник, пусть меня в тюрьму сажают, а коли нет, так я сам в первый санаторий уеду… Нервы, они ведь не из проволоки сделаны.
Значит, начну с того, что я – Зенков Иван Сергеевич, шестьдесят два года мне, работаю сотрудником Медицинского института в должности вахтера.
Работа, сами понимаете, нехитрая, с утра до вечера сижу на посту в вестибюле, выдаю ключи от кабинетов, по телефону на звонки отвечаю – мол, институт слушает, и вообще слежу за порядком. На работе мною довольны, никаких замечаний – наоборот, благодарности по праздникам выносят за подписью всего треугольника,
И вот так текла она, моя жизнь, до того самого дня, пока это все не приключилось, не закрутило меня да не привело к вам, гражданин следователь, а видеть вас, сами знаете, радость маленькая. Извините…
Так вот летом у нас в институте, как известно, экзамены. Вступительные. Одним словом, абитуриентов принимаем. Народу к нам поступает много, все хотят быть докторами, иметь высшее образование. На каждое место человек десять поступает… можете представить, что творится.
В вестибюле летом не протолкнешься. Все ходят, волнуются, шепчут, в книжки заглядывают… Здесь же родители стоят кучками, тихонько пугают друг дружку… Этот, мол, доцент, страшный, а тот, мол, еще страшнее! Пропадут, мол, наши дети! Запугивают друг дружку до обмороков.
Я даже специально в столе бутылку валерьянки держу. Как кому плохо, так в стаканчик накапываю. Очень помогает от нервной системы.
Так вот в тот памятный день из-за валерьянки и началось. Стояла в вестибюле одна мамаша с дочерью – абитуриенткой. У обеих вид был ужасно перепуганный. Дочка дрожала, а мать ее по голове гладила. Гладила, гладила да вдруг за сердце сама и схватилась.
Ну, я свое дело знаю. Достал валерьянку, отлил в стаканчик и к ней.
– Выпейте, говорю, гражданка! Очень помогает от нервной системы.
Она выпила и говорит:
– Спасибо вам большое, а то мне что-то плохо сделалось.
Я говорю:
– Напрасно вы себя изводите. Сдаст ваша дочка.
Дочка говорит:
– Ни в коем случае! Я сегодня физику доценту Грачеву сдаю, а он же зверь!
Я говорю:
– Какое вы имеете, девушка, право оскорблять наших сотрудников? Товарищ, говорю, Грачев Виктор Георгиевич очень даже хороший человек. Я его прекрасно знаю!
Сказал и отошел к своему рабочему месту.
Только вскоре подходит ко мне эта мамаша и говорит:
– Уважаемый товарищ дежурный! У меня к вам интимный разговор. У меня дочка очень нервная. С ней вот-вот должна произойти истерика. Помогите, ради бога!
Я говорю: «Пожалуйста!» – и лезу за валерьянкой.
– Нет, – говорит мамаша, – вы меня не так поняли. Я прошу у вас протекции. Вы сами сказали, что хорошо знаете доцента Грачева. Так не смогли бы вы за нас замолвить словечко? Ничего такого особенного не надо, лишь бы он к ней подобрее отнесся…
И смотрит на меня так жалобно-жалобно. А сзади дочка выглядывает – вся бледная и губы кусает.
И вот тут, гражданин следователь, дал я слабину! Мне бы шугануть их да кулаком стукнуть, а я расчувствовался.
– Хорошо, говорю, мамаша. Попробую. Как фамилия?
– Николаева, – говорит.
– Ладно, говорю, попытаемся!
Встал и пошел на кафедру физики. Постоял там пять минут, папироску покурил – и назад.
Эта Николаева – ко мне.
Я говорю:
– Все в порядке! Пусть сдает и не сомневается.
Мамаша Николаева говорит:
– Спасибо вам большое!
