муку, на ужас, отразившийся в этом подергивающемся теле.
Она облизнула вдруг пересохшие губы.
— Джек?!
Однако ее шепот остался не услышанным на фоне задыхающихся звуков его кошмара. На его коже заблестел пот, засеребрился в лунном свете. Пальцы сжались в кулаки, вцепившись в простыню. Она услышала, как рвется ткань.
Может, позвать кого-нибудь? Но кого? Она не осмелится сообщить родителям о своем посещении спальни Джека. Кого-нибудь из слуг? Но что они могут сделать?
Надо его разбудить.
— Джек!
Но он был слишком погружен в ужас своего сна, чтобы услышать ее.
Нужно его потрясти.
Она должна это сделать. Она не вынесет его отпаянных мучений. Конечно, при этом он узнает, что она вошла в его комнату… но она объяснит, что ее разбудили его крики.
Остается надеяться, что он не сообразит, что ее комната находится в другом крыле дома.
Дрожащая рука протянулась к нему, коснулась обнаженного тела, его голой кожи… Нерешительно замерла на плече. Она старалась не думать о жаре, обжигавшем ее ладонь, об интимности прикосновения кожи к коже. Она резко тряхнула его за плечо:
— Джек! Проснись!
Мечущаяся рука отмахнулась от гостьи. Прикусив губу, она придвинулась ближе, оперлась коленом на край постели, наклонившись, вновь резко встряхнула его за плечо:
— Джек!
Он выгнул спину и вскрикнул. Она потеряла равновесие и упала прямо на его широкую обнаженную грудь. Но даже это касание не вырвало Джека из кошмара, хотя жар его тела пронзил ее насквозь.
— Блэкли!.. — задыхаясь, простонал Джек.
Она ощутила его муку, как свою. Он звал своего кузена, того, кто погиб на поле боя. Лучшего друга… Не думая больше о неловкости и своем смущении, она прижалась к нему всем телом, вжала его в матрас и стала гладить лицо.
— Шшш, Джек, все уже кончено. Ты вернулся. Шшш, ты в безопасности и здравии…
Ужасные метания немного ослабли. Ободренная этим, она продолжала гладить его, снимая страшную гримасу боли и ужаса с красивого лица. Лунный свет потускнел. Облака сгустились. Темнота сделала ее храбрее. Она покрывала его лицо быстрыми поцелуями.
— Шшш, вернись ко мне, Джек. Вернись в Англию…
С каждой секундой его напряжение смягчалось. Жаркие задыхающиеся вздохи успокаивались. Она грудью чувствовала, как замедлялось бешеное биение его сердца. Она льнула к нему, гладила и нежно перебирала его влажные волосы, звала, шептала его имя, целовала лоб, щеки, искаженные гримасой губы.
Затем, словно случайно, их губы плотно слились. Сначала она этого не осознала… Таким естественным казалось лежать на нем всем телом, погрузив пальцы в волосы, прижимая свой рот к его рту. Когда его руки поднялись и большие ладони легли ей на щеки, а поцелуй набрал силу и стал хозяйским, она уже слишком долго была прижата к его длинному и твердому обнаженному телу, слишком долго касалась его влажных мощных плеч и шеи, слишком долго впитывала его запах, делила с ним дыхание, трогала, целовала и льнула…
Когда он перекатился на нее и углубил поцелуй, в отуманенном разуме возникла мысль, что в этом было что-то неправильное.
Лорд Джон Редгрейв, новоявленный маркиз Стрикленд, проснулся в одиночестве, но хорошо отдохнувший.
Впервые за долгое время он выспался без кошмаров. Девушка, на которой он собирался жениться, пришла к нему ночью, чтобы утешить, и ее прелестно несмелое прикосновение прогнало прочь все ужасы.
Сильная, как богиня, она даже изгнала память о поле боя, маскировавшуюся под яркие сновидения. Никакие призраки вины и горечи сожалений не спрятались в сумраке ночи, все они рассеялись в мерцании блеска ее нежного тела и жара пылких, жадных поцелуев.
Впервые с того момента, как война украла его нетронутую грязью душу и затопила ее черной виной и печалью, Джек смог насладиться беззаботным сном.
Джек уловил ее запах. Легкий цветочный аромат волос, напомнивший ему, как они рассыпались по его голой груди. Тут присутствовал чистый сладкий аромат ее кожи, слабый запах женщины и сильный — душистого мыла.
Его пальцы впились в простыни, и он глубоко вдохнул воздух прошедшей ночи. Ее тело было торжеством нежных выпуклостей и изгибов, сладостно влажных впадинок, распахнутых ему навстречу рук и бедер. Его окатило жаром, угли страстного желания, которое он считал угасшим навеки, полыхнули живым огнем.
Жар… и еще простое тепло.
Он чуть подольше подержал глаза закрытыми, наслаждаясь воспоминаниями о вкусе ее нежного неопытного рта, о трепещущих руках, ласкавших его, о том, как ее волосы шелком скользили по его груди… о том, как льнула она к нему, когда он наконец осторожно вошел в нее…
Откинув простыню, он сел на постели и увидел очевидный след ее девственности. Джека наполнило смешанное чувство смущения и гордости обладанием.
«Моя женщина! Моя!»
Он разгладил простыни. Ему, наверное, следует поскорее поговорить с ее отцом. До того как их разоблачит какая-нибудь рьяная служанка.
Несколько недель назад он вернулся в Англию, страшась занять место кузена как наследника, титулами безуспешно пытался влиться в прежнюю жизнь. Теперь, с ней рядом, он почти наверняка сможет это сделать.
Рука об руку с ней он, возможно, сумеет посмотреть в глаза маркизу, человеку, который был ему отцом, даже больше чем отцом, и не ощутить за плечами призрак Блэкли. Призрак, строго наблюдающий за тем, как Джек занимает место, по праву принадлежащее кузену.
Может быть, когда рядом с Джеком будет любящая и великодушная жена, война как-то уйдет в прошлое и он сможет увидеть будущее, не запятнанное порохом и смертью.
Почти с улыбкой, прячущейся в уголках рта, Джек быстро умылся и оделся. Дела определенно пошли на лад.
Дела шли, хуже не бывает.
— Я не понимаю, сэр. — Джек пытался скрыть свое мучительное недоумение, но слово «сэр» он почти прорычал, вызвав настороженный взгляд мордатого мистера Кларка. — Она никак не может выйти замуж за графа Комптона. Она обручена со мной!
Мистер Кларк негодующе пробурчал что-то невнятное, стараясь не встретиться взглядом с отчаянным взором Джека.
— Это было сентиментальное обещание, данное юной девушкой солдату, отправляющемуся на войну. — Он сунул пальцы под лацканы своего сюртука и закачался на каблуках, надменно выпятив подбородок. — Официального брачного договора не было.
— Сентиментальное обещание. — Джек очень старался сохранять спокойствие. — Тем не менее, оно остается обещанием. И с вашей стороны… настаивать, чтобы она вышла замуж за какого-то старого козла… ради вашей финансовой выгоды…
— Но, Джек, я хочу выйти за Комптона. — Голос Амариллис, милый, но решительный, предвосхитил ответ отца.
Джек обернулся к ней, и сердце гулко забилось. Но тут в его воспаленный ум проникли ее слова. Он потрясенно молчал. Она застыла в дверях, невозмутимый, идеальный образец милой, страстной девушки, с которой он этой ночью занимался любовью. Теперь облако ее черных волос было убрано в искусную прическу, и только несколько прядок, соблазнительно выбившихся из узла, ласкали щеки. Руки, которые
