— Я не сержусь на тебя, Мелоди.
Синие глазищи моргнули, и на них показались слезы.
О Боже! Тревога тоже была для него новым чувством. Список их продолжал увеличиваться.
— Мелоди, я сержусь, но не на тебя, а на леди в гостиной. Я сейчас собираюсь сказать ей несколько грубых слов и не хочу, чтобы ты их слышала. Если ты посидишь здесь немного с Горди Энн, я через несколько мгновений приду и заберу тебя.
На его глазах нижняя губка втянулась обратно и слезы на ресницах высохли.
— Ты сердишься на эту леди?
— Сержусь.
— Горди Энн леди тоже не понравилась.
Проклятие!
— Возможно, спустя некоторое время эта леди понравится ей больше.
Мелоди кивнула, но Джеку показалось, что Горди Энн выглядит не столь покладистой.
— Посидишь здесь?
Мелоди снова кивнула, на этот раз вполне мирно.
Джек оставил ее с Горди Энн, которую она принялась катать по полированным перилам, и вернулся в гостиную.
Амариллис живописно раскинулась на диване. Хотя там оставалось достаточно места и для Джека, он остался на ногах.
— Как ты можешь отрицать, что родила от меня ребенка?
Амариллис шумно выдохнула и изменила соблазнительную позу. Потом взяла шоколадную конфету из коробки на столике.
— Я повторяю, Джек, что у меня нет никаких детей. Несмотря на первоначальные надежды мужа, я никогда не губила этим свою фигуру. — Она пожала плечами. — Этого совсем не трудно добиться. Несколько трав… Немного того, сего…
Джек, нахмурясь, окинул взглядом эту самую фигуру. Он не был знатоком, но Амариллис выглядела точно так же, как четыре года назад. Возможно, даже стройнее.
Она наблюдала, как он ее разглядывает.
— Тебе нравится то, что видишь, красавчик Джек? — Она провела пальчиком по шее, закончив его бег в начале ложбинки меж грудей. — Как мне помнится, тебе этот вид очень нравился.
— Вообще-то я этого не припоминаю. — Он сощурил глаза. — Амариллис, не играй со мной в игры. Четыре года назад ты заявилась ко мне в постель. А на следующий день объявила о помолвке с другим мужчиной. Девять месяцев спустя ты отдала ребенка няне и исчезла навсегда. Два месяца назад ты перестала платить этой няне, после чего она оставила этого ребенка на пороге моего клуба. Ну же, признайся в этом!
По мере того как он говорил, выражение ее лица совершало ряд превращений: от легкой шутливости — к удивлению, а затем к полной растерянности. Теперь она смотрела на него, буквально раскрыв рот, а глаза ее непонимающе моргали.
Потом, с усилием закрыв рот, она проговорила:
— Четыре года назад… — Она громко рассмеялась: — Боже мой, Джек, ну вы и забавник! Какая глупая шутка! Впрочем, она развеяла скуку невероятно нудного дня. — Она снова фыркнула: — Тайное дитя! Господи, что за дурацкая мысль!
Джек не сводил с нее глаз, и его гнев постепенно переходил в сердитое недоумение.
— Амариллис, как вы могли бросить ее? Почему перестали платить няне? — Он сердито обвел рукой роскошную обстановку. — Или все это взято в долг?
На этот раз ее глаза зло сверкнули.
— Разумеется, нет. В долг! Что за глупость! — Теперь и она, разозленная, порывисто поднялась на ноги и решительно шагнула к нему. — Я надеюсь, вам не придет в голову распространять подобные слухи!
Он потряс головой, испытывая крайнее отвращение к стоявшей перед ним красавице.
— Бессердечная! Как я мог… — Он замолчал и, проведя рукой по лицу, отвернулся от нее. — Вы мне противны!
— Покиньте мой дом! — Прелестное лицо Амариллис исказилось злобной гримасой. — Забирайте свою маленькую паршивку и вон отсюда! Или мне велеть снова вас вышвырнуть, как мусор? — Ее губы искривились. — Смотреть на это было очень забавно!
Снова.
Прошлое и настоящее слились, столкнулись в голове Джека, Он так долго грезил о ней! Но стоявшая перед ним женщина была гадкой, эгоистичной оболочкой, лишь внешне похожей на девушку, которую он любил. С единственным безмолвным стоном прошлое ускользнуло прочь, навсегда уничтоженное настоящим, женщиной, чья жестокость сверкала из глубины ее небесно-голубых глаз…
Казалось, она поняла, что достигла предела его взрывного темперамента, отточенного на полях сражений.
Тряхнув головкой, она попыталась вернуть на лицо выражение царственной скуки.
— К вашему сведению, лорд Джек, мы с вами никогда небыли любовниками. Своей дерзостью вы нарушаете покой моего траура. Думаю, что вам давно пора удалиться.
Траура? Ее черное платье… Джек с трудом глотнул, старательно подавляя свою ярость. Кажется, существовали вежливые слова, которые следовало произносить в подобных ситуациях?
— Ваш муж? Она картинно закатила глаза:
— Как бы мне этого хотелось. Но нет, умер мой отец. Из-за сердца. Восемь недель назад.
И Джека окатила очередная волна нового, непривычного гнева. Он сделал шаг назад. Ее отрицание было полным. Изливать на нее свою ярость было бессмысленным. Это ни к чему не приведет. Он поклонился.
— Мои сожаления, — сухо произнес он. Ни ему, ни Мелоди больше нечего было делать здесь. — Я ухожу. Передайте мои соболезнования вашим матушке и сестре. Амариллис снова шлепнулась на диван и взяла новую шоколадку.
— Мама умерла год назад. А Лорел папу все равно не любила.
Джек повернулся и медленно вышел из комнаты. Амариллис совсем не походила на девушку, которую он когда-то любил. И хотя она была омерзительно злой и сварливой, ее удивление казалось искренним. Она и вправду понятия не имела, о чем он говорит!
В холле Мелоди подняла на него свои синие, как у Амариллис, глаза и тревожно заморгала.
Неужели Амариллис позабыла ту ночь?
Ту ночь… единственную за все прошедшие годы, которую он считал по-настоящему человечной… единственную, когда мир перестал быть серым, холодным и мрачным.
Та ночь, которая, выходит, как бы и не существовала. Потому что ему нечем было подтвердить, что она была. Даже его воспоминания теперь стали подозрительными, они были отравлены ехидной злобой Амариллис. Он помнил придуманную девушку, он нарисовал ее своим воображением и жаждой тепла.
Амариллис посмотрела на Мелоди как на какое-то неприятное существо, которое в любую минуту бросится на нее и грязными лапками испачкает модное платье.
Нет, Амариллис не была матерью.
А это означало, что Джек не был отцом. Мелоди не последствие того волшебного свидания. Мелоди просто подкидыш, безымянный ребенок, с загадочной запиской на пальтишке оставленный на пороге клуба джентльменов.
Погруженный в вихрь этих мыслей, Джек, держа Мелоди за маленькую ручку, повел ее по коридору к входным дверям.
По пути они, не обращая внимания, миновали женщину в темном платье. При виде Джека она уронила книжку, которую держала в руках. Он автоматически нагнулся, поднял ее и вернул женщине:
— Простите, мадам.
Мелоди, помахала ей рукой, по-детски сжимая и разжимая пухлые пальчики.
Как сможет он объяснить Эйдану и Колину, что маленькая девочка, которую все они так горячо
