Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)

Сорок или пятьдесят
Весенних дней,
Таких же длинных,
Как бечева, влекущая корабль.

Те, кто слышал его, думали и, должно быть, украдкой говорили: 'Что это? Такие незатейливые стихи!' Но когда было сказано: 'Не ропщите на стихи, кои старший насилу из себя выдавил и считает хорошими', шепот прекратился.

Внезапно поднялись ветер и высокие волны; мы остановились.

День 2-й. Дождь и ветер не прекращаются. Весь день и ночь напролет молимся богам и буддам.

День 3-й. На море так же, как и вчера, поэтому корабль не выводим. Ветер дует не переставая, и прибрежные волны то встают, то откатываются назад, В связи с этим были сложены стихи:

Нет проку никакого
Нить сучить
Ведь бисеринки слез,
Что льются в изобилье,
Не нанизать на нить.

Так сегодня и смерклось.

День 4-й. 'Сегодня, — сказал кормчий, — ветер и облака кажутся мне очень плохими'. И не стал отправлять корабль. Однако же ни волны, ни ветер не поднимаются весь день. Этот кормчий такой болван, что даже погоду предсказать не мог.

На этой стоянке на берегу множество разных красивых раковин и камней. Поэтому один из находящихся на корабле, тот, кто только и думал с любовью что об ушедшей в прошлое[54], сложил так:

Пусть вновь нахлынут
Набегающие волны,
Быть может, ракушек забвенья
Той, кого люблю,
Я наберу, сойдя на берег.

А один из присутствующих не выдержал и, чтобы отвлечься от мыслей о морском путешествии, сложил и прочел:

Забвенья ракушку
Я вряд ли здесь найду.
Прощальным даром
Для меня пусть будет
Любовь к жемчужине[55].

Похоже, что из-за девочки и родители впали в детство. Может быть, иной сказал бы, что она вряд ли была похожа на драгоценный камень. Однако же есть и такая поговорка: 'Как мило нам лицо умершего ребенка!'

Вот еще стихи, которые сложила одна женщина, сетуя на то, что день проходит на одном и том же месте:

О Идзуми — Источник,
Чьей прохлады не познаешь,
Даже руки погрузив в него.
В таком Источнике, не черпая воды,
Проводим дни за днями[56].

День 5-й. Сегодня наконец из Нада, что в Идзуми, направляемся к стоянке Одзу[57]. И сосняк на берегу, и взгляд стремятся вдаль. Каждый из нас томится, и вот сложены стихи:

Идем, идем,
А все уйти не можем
От сосняка на берегу,
Что в бухте Одзу,
Словно все прядет его любезная моя.

Так и продвигаемся, переговариваясь друг с другом, а тем временем раздается команда: 'Гоните судно быстрее, пока погода хорошая!' И тогда кормщик, обратясь к корабельщикам, говорит: 'Поступил приказ с самого корабля: прежде чем задует утром ветер северный, бечеву тяни быстрей!' Слова эти, напоминающие стихи, — непроизвольные слова кормчего. Кормчий ведь специально не думал: вот, мол, теперь я произнесу что-нибудь вроде стихов. А те, кто слышал, заметили: 'Удивительно! Вот ведь высказался, прямо как стихи прочитал!' А когда попробовали записать, действительно: тридцать и один слог[58].

Сегодня не поднимаются ветер и волны: подействовало, что люди целый день молятся: 'Не вставайте, о волны!' Только что было место, где собираются и резвятся чайки. В избытке радости от приближения к столице один ребенок читает стихи:

Знаю я: это из-за молений
Наступило затишье от ветра.
Только странно одно
Даже чайки
Мне кажутся пеною волн!

Корабль все продвигается, и вот видна прекрасная сосновая роща в местности Исидзу; и далеко тянется песчаный морской берег.

Потом проходим окрестностями Сумиеси[59]. Один человек слагает