оповещение о прибытии. Вот почему Вы молодо выглядите — частенько заглядываете в Глаз Шиввы… Однако, прошу извинить, я немного разговорился от волнения — открываю Глаз впервые. — вампир, проявив завидно отработанную технику самообладания, собрался, снова став прежним неуловимо перетекающим хищником. — Господин Бугульма, прошу Вашего позволения перейти к сути нашего контракта…
Глава пятая, в которой наш герой появляется на Мусорскве, и сводит знакомство с одним авторитетным зыганом. Зыган ему делает братский подгон, и еще намекает там за всякие такие штучки, но герой тормозит
Человек в небогатом дорожном плаще не торгуясь заплатил за верхнее место в дилижансе и отбыл. Видимо, человек был стеснен в расходах — на постоялых дворах, где меняли лошадей, безразлично проходил мимо разложенных поселянами съестных припасов. А там было, было чем порадовать день- деньской трясущуюся по колдобинам утробу: Хубань совершенно заслужено слывет сытным краем, не хуже хлебного Шашкенда…
К вечеру равнина избавилась от последних напоминаний о близости Вонючих Гор, радуя взор путешественника яркой палитрой макушки лета. Пассажиры на верхней площадке менялись часто, и никто не успевал досадить человеку, мирно трясшемуся на краю последней лавки. Вторая ночевка пришлась на Грыстов, и если бы кому-нибудь пришло в голову понаблюдать за человеком, то версию его скаредности либо бедности пришлось бы отставить — человек ночевал в номере на одного, да перед отходом ко сну поужинал аж на ползолотого — постэффект от пользования каньданом ослабел, и снова захотелось жрать.
С каждым днем дороги пейзаж становился все более невзрачным, ухудшилась погода. Редкие деревеньки, вросшие в расплывающуюся под вечно моросящим дождем грязь, казалось, стыдились приближаться к проезжей дороге, чередуясь с жидкими, как волосы больной старухи, березовыми перелесками… Ну че, посмотрел? Блин, понимаю теперь, почему тут всю жизнь веселие — пити. Н-да. Поживи тут и не чокнись. Вот где буттизм самый реальный, не то что у нас в Похинхине… Орки на придорожных станциях выглядели классически — разорванная до пупа рубаха, прикольные тапочки из коры, да обосранные сзади шаровары из разбредающейся домоткани. Что в жопу пьяные — упомянем, пожалуй, для иностранцев; нам и так понятно. Человек грустно курил трубку, глядя на этот проплывающий мимо дзен под вечно серым небом, которое здесь даже небом не выглядело; если бы местному обитателю вздумалось поднять взгляд, к источнику вечно сыплющейся на темечко мороси, то ничего нового для себя он бы не обнаружил — тот же дождь, только вид снизу… М-да. Как там пел, в той жизни, этот, блеет который: «… нигде нет неба ниже, чем здесь; нигде нет неба ближе, чем здесь». Сюда б его.
Хоронеш. Дула. Вот уже Застава, у полосатой слеги через дорогу — столичного вида орки в целых мундирах; кони сытые, даже краснорожий исправник трезв, как стеклышко — ан не чувствуется близости огромного муравейника Мусорсквы, перекрестка ста дорог, столицы невообразимого пространства, выгрызенного предками нынешних квелых орков. Как говорят сами аборигены — «Сторона-тоска, голая доска, посередь — моска». Раньше от одного упоминанья об орочьей угрозе дрожали поджилки у любого, в союзниках этого страшного племени не числившегося, ныне же — э-эх, скисли орки без войны да воли.
Человек проводил взглядом тупо глазеющего на проносящийся дилижанс грязного орка, и вновь задумался о своих делах, вернее, о загадке, на которую наводило его задание… Ну на кой ляд сдались эльфам эти полуживые тени, пьяно бродящие по своей тощей земле, больше полугода утопающей по грудь в снегу? Сама земля — не смешите. Как база для разборок с набирающей состоятельность Сяйной — тоже бред, все равно что покупать дом, чтоб на полчаса выставить стрелка на крышу. Даже масляные ямы отбирать у орков бессмысленно — самому их разрабатывать выйдет втрое дороже, чем это насобачились делать орки…
Марат вспомнил, как его Веер, заинтересовавшись открывшимися после очередного оркского переворота возможностями, прихватил здоровенный шматок яшмы и быстренько чуханул в Юннань, соседнюю с Похинхиной область Сяйны. Они тогда оставили роскошную колесницу Веера Мяо на берегу, пересев на длинную речную джонку, и пару недель гребли вверх по Юанцяну, до Чусюна, где жил даос, дающий советы таким, как Веер Мяо. Будучи в то время одним из го-даней Веера, Марат всюду следовал за шефом, и сподобился увидеть процесс получения совета.
Выглядело это весьма странно — Веер, сойдя с коня, доставившего его немалую тушу на окраину холмистого Чусюна, смирно встал у калитки ветхой лачуги торговца стрелами. Проходил час за часом, даже го-дани устали переминаться с ноги на ногу, однако дородный Веер терпеливо чего-то ждал. Затем открыл калитку и вошел, оставив при себе лишь двух го-даней, одним из которых оказался Бу-Ху-Лим. Войдя, Веер безмолвно прошел на веранду халупы, где гонял чаи мелкий старикашка в замурзанном синем френче. Согнувшись, будто в храме, Мяо положил тяжеленную яшму возле его стула и составил старикашке компанию. Надувшись чаю, старик и Мяо вылезли из-за стола и пошли на задний двор, стрелять из лука. Постреляли с четверть часа, Веер снова рухнул перед стариком на колени, а поднявшись, свистнул го-даням — все, погнали, мол. Старик так ничего и не сказал, но тема оркского масла в конторе больше не подымалась.
Надо сказать, что «совет» оказался в тему — пацаны из Хон-Гонга и Вакао, не верившие во всю эту даосскую хренотень, здорово тогда попали с паями маслопромыслов. Накачав деньгами несколько оркских Воров, они сели ждать, когда же им начнет капать сало, но так и не дождались. Когда прошел срок, послали торпеду за доляхой — а этих Воров уже и след простыл, на масляном вопросе сидят другие. Парни скрипнули зубами, и набили баблом этих других — не начинать же работу в новой области с размотанных кишок. Новые тоже куда-то делись. Этих пацаны уже достали и скормили посетителям шашлычной на трассе Мусорсква — Ширкутск. Причем скормили тем, кто только что занял место решающих по маслу. Когда шашлычок был доеден, пацаны объяснили масляным начальникам, кого и почему они сегодня кушали. Но не помогло и это — загруженный лавандосом по самые борта, вопрос так и болтался в нерешенных, доведя несчастных Вееров до перманентной истерики. Мяо, глядя на коллег, только радостно хмыкал и посылал в Юннань стройматериалы для строительства второй очереди дацана.
… Да, в Орксии решать вопросы надо учиться с детства. — с невольной гордостью за тень бывшего Отечества подумал Марат. — Или таскать на ладошке Крыло открытого кредита. Интересно, сколько сейчас таких ходит в Орксии? Оглядевшись — попутчики уже спали, завернувшись в плащи, человек снял печатку с правой руки и поднес ее к лицу. На тыльной стороне кисти мерцал магический знак Резерва Свободы Эльфов — крылатая пирамида, вместо отрезанной верхушки имеющая таращащийся на тебя глаз. На фоне пирамиды неярко светилась единица — доступная тысяча, и едва угадывалась неразбуженная четверка.
… Скорей бы обналичиться и смыть эту срань. — скривился Марат, натягивая перчатку обратно. — Неровен час, засветишь где не надо, и…
Кучер впереди тпрукнул, и дилижанс снова встал. Пассажиры заворочались — че опять такое? Но впереди уже звякнуло серебро, свистнул кнут разъяренного поборами кучера: очередной кордон, на которые так богаты дороги под Мусорсквой, остался позади. В Мусорскву въехали незаметно. Тянувшиеся вдоль трассы деревеньки помалу перестали перемежаться помойками, кладбищами и постоялыми дворами, от дороги начали ответвляться улицы — и все чаще дилижанс замирал, ожидая, когда впереди рассосется бесконечное море подвод, пролеток и нередких здесь черных лаковых фаэтонов с синими магическими огнями на крышах.
Не дожидаясь синего от мусорских кафтанов Центра, Марат спрыгнул пораньше, у Каменной слободы, щедро обдав грязью замешкавшихся прохожих. Тут же подрядил ломовика, взявшегося везти гостя столицы в Замусоречье аж за целый алтын… Ни хрена себе цены в столице… — подпрыгивая на кочках, возмущался про себя привыкший к деревенской халяве седок. — Дар-р-рагая мая-я-я стали-и-ица! Майрик кунэм, Кызыл Гютферранабад…
Поселившись в убогой, но подходящей по основным характеристикам гостинице, Марат запасся газетой, фунтом исфаханского табака, о котором мечтал с самой Похинхины, и заперся в номере, приперев
