Три плана товарища Сталина

и изготовятся к бою не раньше 15-20 июля. В целях проведения стратегической ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ операции это уже безнадежно поздно (что и было беспощадно подтверждено на полях сражений лета 1941 г.).

Наивно было бы ожидать, что Гитлер - если он решиться напасть на СССР в 1941 году - станет тянуть с началом вторжение до второй половины июЛя. Как известно ныне, по первоначальному плану германского командования вторжение должно было начаться 15 мая, после окончательного просыхания грунтовых дорог европейской части СССР от весенней распутицы. Балканская кампания 'смешала карты' Гитлера и привела к отсрочке нападения на СССР на целых пять недель (не секрет, что по мнению многих военных специалистов - и не только из числа 'битых гитлеровских генералов' - эта задержка фатальным образом отразилась на итогах кампании). Начать же наступление во второй половине июля было бы полным безумием - даже при отсутствии всякого сопротивления со стороны Красной Армии немецкой пехоте (а это четыре пятых армии вторжения) предстояло брести к установленной в 'плане Барбаросса' линии Архангельск-Астрахань по пояс в снегу…

'Завершение сосредоточения в районах, намечаемых оперативными планами' в первой декаде июля означает готовность к началу стратегической НАСТУПАТЕЛЬНОЙ операции с 15-20 июля. Это 'нижняя граница' даты начала вторжения в Европу по сталинскому 'плану № 3'. Верхнюю границу также не сложно определить, исходя их оценки природно-климатических условий восточно- европейского ТВД.

Главный удар, как было уже отмечено выше, предстояло нанести в направлении Львов - Краков, с дальнейшим развитием наступления на Катовице. Плановая продолжительность решения 'первой стратегической задачи' составляла 25-30 дней. Но не все на войне идет по плану, к тому же за успешным решением 'первой задачи' должна была последовать следующая. С другой стороны, в южной Польше, в Румынии, Словакии и Венгрии тоже бывает осень и даже зима - сырая, слякотная, с дождями, туманами и мокрым снегом. Для действий авиации и моторизованных войск это значительно хуже 'нормальной' русской зимы с крепкими морозами, которые превращают все дорожные направления в 'дорогу с твердым покрытием' и сковывают озера и реки ледяным 'мостом'. Таким образом, конец августа - начало сентября может считаться предельным сроком, после которого начинать крупномасштабное наступление в южной Польше и на Балканах было бы слишком рискованно.

Стоит сравнить хронологию стратегического развертывания Красной Армии с тем, как шла подготовка к вторжению по другую сторону будущего фронта. В декабре 1940г.Гитлер сообщил своим генералам: 'Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции'. Это обещание ('восемь недель') Гитлер выполнил - день начала операции (22 июня 1941 г.) был окончательно установлен и доведен до сведения верховного командования вермахта 30 апреля, т.е. за 52 дня до начала операции. Отсчитав те же восемь недель от даты Совещания 24 мая мы попадаем в 19 июля - вполне реалистичный срок завершения всех мероприятий по стратегическому развертыванию Красной Армии.

В качестве предполагаемого срока начала войны называли июль-август 1941 г. и многие из захваченных в плен командиров Красной Армии. Разумеется, круг лиц, допущенных к военной тайне такой важности, как точная дата внезапного нападения, был крайне ограничен, поэтому приведенные ниже показания могут служить лишь отражением общих настроений, 'общего духа', который витал в Красной Армии летом 41-го года.

Так, военврач Котляревский, призванный 30 мая 1941 г. на 45-дневные 'учебные сборы' в медсанбат 147-й стрелковой дивизии, сообщил, что '7 июня медицинскому персоналу доверительно сообщили, что по истечении 45 дней увольнения не последует, так как в ближайшее время будет война с Германией'.

Капитан Краско, адъютант командира 661-го полка 200-й стрелковой дивизии показал: 'Еще в мае 1941 г. среди офицеров высказывалось мнение о том, что война начнется после 1 июля'.

По словам майора Коскова, командира 25-го полка 44-й стрелковой дивизии, 'судя по масштабу и интенсивности подготовки к войне, русские напали бы на Германию максимум через 2-3 недели' (после 22 июня - М.С.).

Полковник Гаевский, командир полка 29-й танковой дивизии (в документах 29 тд нет упоминаний о полковнике с такой фамилией - М.С.) показал: 'Среди командиров много говорили о войне между Германией и Россией. Существовало мнение, что война начнется примерно 15 июля'.

Майор Соловьев, начштаба 445-го полка 140 стрелковой дивизии: 'В принципе конфликта с Германией ожидали после уборки урожая, примерно в конце августа - начале сентября. Поспешную передислокацию войск к западной границе можно объяснить тем, что срок нападения перенесли назад'.

Подполковник Ляпин, начальник оперативного отделения штаба 1-й мотострелковой дивизии, показал, что 'советское нападение ожидалось осенью 1941 г.'.

Генерал-майор Малышкин (перед войной - старший преподаватель, затем начальник курса в Академии Генерального штаба; начальник штаба 19-й Армии Западного фронта, пленен 11 октября в Вяземском 'котле'; один из главных сподвижников Власова, повешен 1 августа 1946 г.) заявил, что 'Россия напала бы в середине августа, используя около 350-360 дивизий'.[30]

Показания, данные во вражеском плену, да еще и лицами, активно сотрудничавшими с оккупантами, вызывают понятные сомнения. Однако, злополучный месяц август, как вероятный срок начала войны, всплывает в самых неожиданных документах.

В январе 1941 г. Генеральный штаб провел с высшим командным составом Красной Армии две стратегические военные игры. Руководил подготовкой и проведением игр лично нарком обороны маршал Тимошенко, об их результатах было доложено Сталину. Странно, но ход игр был привязан не к абстрактным числам ('первый день операции', 'пятый день операции'…), а к неким августовским (!!!) датам.

В начале июня 1941 г. советскую военную базу на 'арендованном' финляндском полуострове Ханко посетил с инспекцией командующий Ленинградского ВО генерал-лейтенант М.М. Попов. 15 июня М.М. Попов подписал доклад, направленный в наркомат обороны СССР, в котором выразил обеспокоенность недостаточной, по его мнению, обороноспособностью базы в Ханко и высказал целый ряд конкретных предложений по ее укреплению. Заканчивался же доклад следующей фразой: 'Все эти мероприятия необходимо провести не позднее 1 августа 1941 г. ( подчеркнуто мной - М.С. )' [31]

17 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение 'призвать в армию 3700 политработников запаса для укомплектования среднего политсостава. Призыв произвести с 1 июля по 1 августа 1941 г.'[32]

18 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает следующее решение: 'выдать наркомату обороны в июне из госрезервов 750 тыс. штук автомобильных шин с возвратом в УГМР [Управление государственных мобилизационных резервов] в сентябре. Разрешить Наркомрезинпрому прекратить с 18 июня отгрузку а/м шин всем потребителям, за исключением наркоматов и ведомств, указанных в Приложении 1, с переносом недогрузов на 4-й квартал'.[33]

В этом документе нет слова 'август' - но есть четкое понимание того, что в июне-июле у наркомата обороны возникнет экстренная, 'пиковая' потребность в авторезине. Эту потребность решено покрыть с использование чрезвычайных мер, а образовавшуюся в запасах и снабжении гражданских ведомств 'брешь' постепенно восполнить, начиная с сентября-октября. Можно с большой долей уверенности предположить, что экстренная потребность в авторезине была связана с запланированной на июль-август открытой мобилизацией, в рамках которой из народного хозяйства в Красную Армию предстояло передать порядка 240 тыс. автомобилей.

В архиве Коминтерна хранится интереснейшая коллекция документов - отчеты о проделанной работе (в большинстве случаев - подрывной) финских коммунистов, перешедших в сентябре 1941 г. линию фронта. Среди прочих лежит и доклад товарища Рейно В. Косунена 'О работе парторганизаций в Хельсинки и