— Ну да.
— А я тут уже месяц жру эту… баланду. Вовка, Малыгин, — он протянул пилоту руку. — Из Иркутска, слесарь-инструментальщик.
— А я Соболев, Сашка, пилот.
— О, так ты один из наших Сталинских соколов?
— Почему сталинских?
— Да, народ вас так прозвал. Наши, русские.
— А, вот в чем дело. А я и не знал. Ты, выходит, здесь давно?
— Месяц ровно, — повторил слесарь. — Чем только не приходилось заниматься. В том числе и этим кашепроводом.
— А кухня тут где?
— В корме. Оттуда идут трубы, по ним все и поступает во все концы этой хреновины.
Соболев удивленно вытаращил глаза.
— Ни хрена себе, вот это система! А как же там…
— Ничего не застревает? Э, брат, там такие технологии. Они же тоже часто перевозили своих солдат на этих гробах. Там трубы такой чистоты, что все летит как из пушки. Отполированы изнутри до изумления. Еда заканчивается, они продувают систему воздухом, и все. И мыть не надо. Мы больше мучились, добиваясь такой вот консистенции, — он приподнял миску. — Три недели на это ушло. Все, на хрен перемалывается в таких здоровых мясорубках: мясо, каша, лапша, добавляется какая-то белковая хреновина из пищи хасков, все это варится без огня, что-то вроде СВЧ, а потом мы это жрем. Скоро нашу пищу вообще перестанут добавлять, будем жрать их хавку. Там чистая синтетика. Тоже ничего, но… Мне каждую ночь сняться пельмени. Наши, сибирские, из трех сортов мяса, да сваренных на мясном бульоне с косточкой.
Соболев посмотрел на нового знакомого чуть ли не с ненавистью. После таких воспоминаний вкус инопланетной каши как-то сразу поблек. Закончил пить свою странную пищу, посмотрел миску на свет. На ней и в самом деле не осталось и следа еды.
— А миску куда теперь? — спросил он своего невольного гида.
— Да, бросай вон туда, — Малыгин показал на закрытое шторкой большое, квадратное отверстие в двух метрах места от выдачи того же аппарата. — Потом они ее переплавляют, и снова делают эти миски. Кстати, всем полагается по две тарелки этой бурды в сутки. Второй раз получишь через шесть часов, не раньше. И не вздумай потерять браслет, а то сдохнешь тут от голода. Вот воду можно пить сколько угодно.
— Да я, вроде, наелся.
Бородач вздохнул.
— Везет тебе, а мне этого мало. Через пару часов снова жрать захочу. А добавки у них не предусмотрено. Крохоборы!
Он хотел что-то сказать еще, но тут сквозь обычный шум этого людского муравейника прорезался характерный голос диктора.
— Пилот Александр Соболев, срочно подойдите к рубке, сектор восемнадцать, двадцать, двадцать.
Голос дважды повторил это сообщение и отключился.
— Так, мне пора, — сообщил Соболев. Малыгин уважительно похлопал его по плечу.
— Похоже, парень, тебя ждут большие перемены. Так просто и кого попало, в рубку не вызывают. Ни пуха тебе там, ни пера.
— К черту!
Соболев добрался до рубки за считанные минуты. У входного люка стояли два знакомых серба, но улыбка Соболева не заставила их открыть вход.
— Куда? — строго спросил один из них.
— Меня тут вызвали, — пробормотал Александр, несколько обескураженный таким холодным приемом знакомых ему людей.
— Браслет, сюда, — сказал один из них, кивая на все такой же датчик красного цвета. Соболев приложил его, дверь открылась, и, через несколько секунд, он зашел в рубку. К самому пульту управления линкором его не пустили, направили в небольшую комнату за прозрачной стеной. Но и это была только прихожая, в которой толпились самые разные люди, от уже знакомой Соболеву Берты, до нескольких священников, причем чуть ли не всех религий. Все они переминались с ноги на ногу, и смотрели в более объемное помещение так же за прозрачной стеной. Сейчас там присутствовал весь генералитет землян: китаец Чай Сен, танзаниец Мбова Этери, французский генерал Луи Фиш, полковник Карл Свенсен. Из русских был полковник генштаба Андрей Столяров, да все тот же Клебанов. Но, командовал здесь другой полковник, серб Душан Зорич. В этот момент говорил как раз он.
— Я предлагаю изменить дату в вашем бортовом журнале, Столяров.
— Это как? — не понял тот.
— Все прежнее летоисчисление становится бессмысленным. Ни Христа, ни Магомета, ни Будды у нас больше не осталось. Предлагаю начать все заново. Старая история Земли умерла вместе с нашей планетой. Новая история начинает с момента старта нашего корабля. Вот с этой секунды и начните отсчет. Кто за это предложение?
— Верно, — согласился француз, остальные только кивнули головой.
— Тогда распределим наши роли. Война не закончилась, так что все остаются на военном положении. Так как командующий, генерал Райт, не может выполнять свою роль, то я, как первый его заместитель, беру власть в свои руки.
Нельзя сказать, чтобы лица присутствующих выразили восторг, но, против не высказался никто.
— Это логично, — пробормотал Столяров.
— Итак, у нас теперь будет перераспределение ролей. Генерал Чай Сен назначается моим первым заместителем. Комендантом гарнизона, то есть, линкоры и кораблей сопровождения, а так же моим заместителем — Курт Манштейн. Сейчас никто лучше его не знает лайнер.
Невысокий, лысеющий блондин в камуфляже без звезд, кивнул головой. Бывший исполнительный директор Роттердамского порта, гениальный логистик, весь этот месяц Манштейн занимался размещением на корабле беженцев и грузов. К нему у Зорича так же был свой вопрос.
— Кстати, Курт, напомните данные о точном количестве землян на борту? Я как-то пропустил цифру между ушей.
— Да, конечно. Сегодня на борту всех судов находятся семь миллионов, шестьсот пятьдесят восемь тысяч сто тридцать два человека.
— Каких национальностей? — спросил Этери.
— Более ста. Наибольший процент, это китайцы: девятнадцать процентов.
Чай Сен, до этого расплывшийся, было, в довольной улыбке, удивился.
— Всего девятнадцать?
— А что вы хотите? Из некоторых стран вообще удалось вывести считанных людей. Из Бельгии, Дании, Мавритании. Кстати, на втором месте переселенцы из Океании и Африки, по пятнадцать процентов.
Зорич тут же обозначил другую проблему.
— Из этого вытекает второй вопрос. На каком языке мы будем разговаривать?
— На английском, — сразу предложил Энди Маркес, бывший капитан «Дельты», и первый зам Райта по Лос-Анджелесскому сопротивлению. Сейчас он командовал оперативными группами землян — разведкой и десантом.
— На английском языке разговаривают только двадцать три процента всего контингента, — заметил Манштейн. — Это много, но и в тоже время мало.
— Например, мы все говорим на английском, — заметил Маркес.
Зорич кивнул головой в сторону прихожей.
— Позовите сюда Берту Хофман.
Столяров пригласил полиглота.
