– А я тебе понравился?
– Безумно! А правда, что ты называл меня ведьмой?
– А ты и есть ведьма. Давай вернемся!
– Нет, скажи, вы в самом деле из-за меня столкнулись?
– А из-за кого же? Если бы ты на меня так перед вылетом не смотрела, неужели я бы на вводе в петлю стал обороты сбрасывать?! Я же думал, ты с Витькой…
– Бедненький…
– Пошли!
– А вот этого не надо! Не надо, говорю! Отпусти… Он проснется…
– Ну и хрен с ним! Я ему по рогам настучу!
– Ага, а зарплату потом ты мне будешь платить?
– А сколько он тебе платит?
– Сладенький, если я скажу, ты не переживешь…
– Ну хорошо… А завтра?
– До завтра дожить нужно. Иди баиньки! Утро вечера мудренее.
Послышался шум борьбы и щелчок дверного замка. Затем снова – шелест душа и тихие влажные шаги по ковру.
– Зайчуган, ты спишь? Зайчуга-ан!
Я повернулся и показательно продрал глаза. Обнаженная Катька стояла надо мной, как мраморная богиня в ночном зале музея. И лишь темные пятна сосков да черный, идеально равнобедренный треугольничек нарушали эту ночную мраморность. Правда, я читал, что дотошные греки раскрашивали своих афродит самым достоверным образом там, где положено.
– Я-то сплю, а вот ты где шляешься?
– Я ребят успокаивала, – чистосердечно призналась она. – Им так сейчас тяжело!
– Успокоила?
– Кажется, да…
– Ну что там? Обломками никого не задело?
– Нет, в поле упали. Одного велосипедиста взрывной волной сдуло. Подал в суд за поломку велосипеда…
– Переживем! Что еще?
– Ничего.
– А Перов не застрелился, пока я спал?
– Нет, просто очень сильно напился…
– А что там твой атташонок?
– Почему это мой? – искренне возмутилась Катька.
– Ладно. Как там мой атташонок?
– Папуле звонил… Плакал в трубку. Все на тебя валил…
– Сволочь! – Я повернулся к стене и сделал вид, будто возвращаюсь к прерванному сну.
Катерина легла рядом и прижалась ко мне своим еще влажным после душа телом. Я отстранился:
– Ты и меня хочешь успокоить?
– Прости, Зайчуган, я очень устала. Такой трудный день…
– Еще бы!
– Спокойной ночи!
Я долго не мог заснуть. Теперь, когда опасность полного краха миновала, можно было спокойно обдумать подробности завтрашней развязки нашего с Катькой романа. Нет, надавать ей по щекам и заставить спать на прикроватном коврике – это не месть! Пилотажники и так смотрят на меня будто на спекулянтика, примазывающегося к их героическому ремеслу. А теперь еще будут всем рассказывать, как по-гусарски оттоптали личную секретаршу Шарманова. Нет, такое не прощается!
Все обдумав и воодушевившись, я повернулся к Катерине – она мирно спала, свернувшись калачиком и чуть похрапывая от усталости. Я пошарил по ее нежному теплому тельцу и наткнулся на мягкую щетинку. Катька, не просыпаясь, поощрительно шевельнула бедрами. В голове почему-то крутился сакральный пароль пьяниц времен застоя – «Третьим будешь?».
– Буду! – вздохнул я.– Буду!! …Утром мы завтракали в уютном ресторанном зальчике, специально выделенном для руководства летной группы. Стены были украшены фотографиями знаменитостей, останавливавшихся в отеле. Я узнал длинноносую Маргарет Тэтчер и жизнерадостного губошлепа Бельмондо.
Ели вяло. Меня еще поташнивало от вчерашних излишеств. Но шеф полетов Перов, тот просто страдал нечеловеческой мукой и настолько опух с похмелья, что даже внешность его описывать бессмысленно. Лучше бы он и в самом деле вчера застрелился. Базлаков и Вильегорский тоже выглядели дохловато, но, несмотря на это, периодически посматривали победно друг на друга, а изредка исподтишка бросали на меня взоры, в которых странным образом сочетались кобелиное торжество и мужское сочувствие моей рогоносной участи. И лишь Катерина была, как всегда, свежа и целомудренно невозмутима, словно вообще прибыла сюда, на грешную землю, с далекой планеты, где половая жизнь сводится исключительно к игре на фортепьяно в четыре руки, а в бутылках из-под водки продают только родниковую воду.
Обслуживал нас официант с выправкой оперного певца. Я подозвал его и приказал принести шампанского. Он, обалдев, переспросил несколько раз, ибо для англичанина выпить за завтраком шампанское, а не апельсиновый сок, это что-то совершенно противоестественное. Разъяснив ему, что я совсем даже не шучу, и отправив выполнять заказ, Катерина удивленно спросила:
– А разве у нас праздник?
– Да, проводы.
Когда перед каждым стоял наполненный бокал, я постучал ножом по графину, призывая к вниманию, и встал.
– Дорогие коллеги! Господа! – начал я.– Товарищи! Прискорбное событие, случившееся вчера, потрясло всех нас до глубины души. Вся Россия без преувеличения содрогнулась от Камчатки до Карпат…
– Карпаты теперь не наши! – подсказал Базлаков.
– И Камчатку скоро отдадим… – всхлипнул Перов.
– Оставим мелочи геополитики, когда речь идет о жизни и смерти! – возразил я. – Но особенно тяжким это испытание было для наших чудом спасшихся героев. Смерть держала их в своих цепких лапах и дышала в лицо мраком вечности…
Перов снова всхлипнул.
– Но с вами была удача. Небо не отдало вас земле! Я долго думал, чем можно отблагодарить вас за мужество, ибо Отечество вряд ли наградит вас за это. Я не мог уснуть и долго думал, как доказать вам, что жизнь, несмотря на все превратности, прекрасна…
Катерина, Базлаков и Вильегорский посмотрели на меня с опасливым недоумением и уткнулись в тарелки. Перов, ничего не понимая, мучительно ждал окончания тоста, с тоской наблюдая глумливую суету шампанских пузырьков в бокале.
– …Я долго думал, не спал и пришел к выводу: ничто так не взбадривает настоящего мужчину, как хорошая женщина. И я решил вас наградить! Я поручил это непростое дело моей личной секретарше – очаровательной Екатерине Валерьевне! И если кто-то из вас, сладеньких, остался не удовлетворен, жаждет продолжения, прошу подавать заявки! Катя – девушка очень исполнительная и все быстренько исправит… Хорошенького должно быть помногу! Но спешите, потому что завтра она возвращается в Москву…
Оба катапультанта застыли с раскрытыми ртами. И только Перов, по причине похмельного тупоумия не уловивший ничего из сказанного, обрадовался паузе и осторожно повел ко рту спасительное шампанское. Но не тут-то было! Катерина, вскочив, как ужаленная, выхватила у него из трясущихся рук бокал и злобно швырнула в меня. Увидев, однако, что хрусталь прошел мимо цели и, едва не задев опешившего официанта, разлетелся о стенку, она зарыдала с досады и опрометью выбежала из зала.
Еще несколько минут все сидели молча.
