— Ну, без фантазий, Лидок, без фантазий... Вспомни, когда ты в последний раз надевала очки. Все кокетничаешь...
Он погладил ее по голове, успокаиваясь сам придуманной ложью.
— Займись лучше завтраком, а я схожу к Игорю, мы поймаем птицу, устроим ее где-нибудь до вечера, а потом уж решим, что с ней делать.
Глеб и сам не знал, что скажет, зайдя в комнату сына, не знал, что увидит там, но хотел одного — увидеть птицу. Игорь сидел на кровати, поджав ноги, умиротворенный, счастливый и смотрел на свои руки. Они были сложены так, что казалось, в них что-то зажато. Но там ничего не было.
— Ну как? — спросил Глеб, присаживаясь рядом. — Поймал свою птицу? Да, красивая. Можно потрогать?
Игорь улыбнулся и благосклонно разрешил.
— Только не помни ей крылья. Ты купишь клетку, да? А чем ее кормить?
Глеб, чувствуя себя и дураком и лжецом одновременно, осторожно протянул руку к тому месту в пространстве, где должна находиться птица. Пальцы его ощутили мягкие перья, и воздух шевельнулся под его рукой, теплый, тугой, живой. Он провел пальцем по этому сгустку воздуха и определил для себя, где крыло, короткий хвост, голова с маленьким твердым клювом. Птица клюнула его в ладонь, и он рассмеялся.
— Сердитая! Гляди, какой красивый хвост, будто в малине вымазан.
— Совсем и не малиновый! — возмутился Игорь. — Он желтый, с голубыми перышками. А горлышко у нее белое, а вот крылья красные, с черными крапинками. Ну посмотри сам.
— Конечно же, это я хвост с крыльями спутал. Смешно. Знаешь что, посади ее пока в ящик, а вечером я куплю клетку и посоветуюсь со знающими людьми, чем ее кормить и как ухаживать. И собирайся в школу, нам пора.
Проводив Игоря до угла, они молча пошли к остановке, сели в троллейбус и только перед тем, как выйти, Лида махнула рукой, слабо улыбнувшись.
— Не задерживайся, пожалуйста.
Он проехал еще одну остановку, перешел на другую сторону, сел в автобус. Добираясь домой, он передумал о многом и, зайдя в квартиру, не раздеваясь, сразу же прошел в комнату сына. Посидел в тишине, в полутьме зашторенной комнаты, прислушиваясь к шорохам, попискиванию, постукиванию, доносившимся из угла, нашел ящик, отодвинул немного крышку, просунул руку в пустоту. Что-то шевельнулось, затрепетало, легко ударило по кисти; он ощутил перья, мягкий пух и горячее тело птицы, бьющейся в руке. Не вынимая руки, он гладил свободными пальцами, ее спину, чтобы она привыкла к нему, словно хотел подкупить эту птицу, обмануть самого себя. Он пытался представить себе, как она выглядит, он был в положении слепого, убеждая себя, что вот сейчас включит свет и его представление совпадет с увиденным.
Задержав дыхание, он встал, щелкнул выключателем и увидел, что руки сжимают пустоту. Понимая абсурдность своих действий, он поднес руки к лампе. Свет свободно проходил меж пальцев, кончики их отливали розовым, тогда как осязание не обманывало — в руках была живая птица. Он бережно посадил ее в ящик, задвинул крышку, постоял, растерянный. Нужно было ехать на работу, на утро намечалась сложная операция, но он понял, что все равно не сможет сейчас работать, позвонил в больницу, сказал, что болен сын и сегодня операция отменяется.
В зоомагазине он долго выбирал клетку, чтобы и красивая была, и просторная. «Для какой птицы?» — спросил его продавец. А он даже не знал, для какой, и наврал, что для канарейки, потом вспомнил, что канарейка маленькая и поправился: «Простите, для попугая, да, для какаду». Продавец удивленно посмотрел на него, вручил клетку, пояснил, как ее надо чистить.
Так же на ощупь он перенес птицу в клетку, закрыл дверку, по звукам догадавшись, что она села на жердочку. Налил в баночку воды, накрошил хлеба и по тому, как убывает вода, понял, что птица пьет. Это обрадовало его, но лишь немного. Это лишний раз доказывало, что птица существует независимо от него и она — не галлюцинация, не обман зрения, а живое существо, со всей присущей ему анатомией и физиологией. Белая капелька помета брызнула на,пол...
Разыскав фотоаппарат, он зарядил новую пленку, раздвинул шторы, включил все лампы и, придвинув клетку ближе к свету, заснял всю кассету.
Просматривая мокрую пленку, он увидел белые прутья клетки и среди них, как сердце среди ребер на рентгене — светлое пятно. Это была птица.
Запершись в ванной, при красном свете, он печатал снимки, и на каждом из них медленно, из небытия белой бумаги проступала маленькая птица, ее крылья, хвост глаза. Он глядел на нее, пытаясь понять, почему же не видит ее живую, а здесь, плененную светом и черными крупинками серебра, может разглядывать ее, прикасаться к ней, холодной, плоской, глянцевой.
Набрал номер и, когда услышал знакомый голос, сказал:
— Женька, старик, приезжай ко мне. Ты мне позарез нужен.
— Ну если позарез... Хорошо, я забегу на полчасика. Готовь кофе.
Приехал Женя, шумный, бородатый; скинув пальто, сразу же протопал в кухню, повел носом:
— Где обещанный кофе? Ты меня разочаровываешь.
Макая бороду в чашку, он, не переставая, рассказывал анекдоты вперемежку с историями из жизни своих больных. Слушая его, Глеб почти позабыл о птице, пока писк не напомнил, для чего он звал друга.
— У тебя мыши завелись? — спросил Женя.
— Там, у Игоря в клетке, кое-кто сидит. Иди, взгляни.
Сам остался на кухне, сидел, ждал.
— Ну, старик, отличная у тебя птичка! Как она называется?
Женя сидел на корточках и, по-детски открыв рот, не отрываясь, глядел в клетку. Глеб сел на пол, прислонился к стене. Сегодняшняя бессонница все же давала о себе знать: болела голова, тело казалось легким и чужим.
— Игорь нашел, — сказал он. — Но ты понимаешь, Женька, я ее не вижу. И Лида тоже. А ты с Игорем видишь. Вот такие дела.
Женя удивленно взглянул на него, хотел что-то сказать, но промолчал. Глеб принес фотографии.
— Вот здесь я вижу. А живую — нет. Думай, что хочешь, а у меня уж голова кругом идет.
— Совсем не видишь? Дела... А что же взамен?
— Ничего. Пустоту. Могу потрогать ее, слышу ее, а глазами — нет.
— Значит, что-то вроде избирательной слепоты. Забавно.
— Да уж кому как, знаешь.
— А что ты сам думаешь?
— Экспериментирую, что еще мне остается?
— Насколько я понял, об этой птице знают пока четверо: ты с Лидой и я с Игорем. Маловато для выводов.
— Что же теперь, ее по улицам носить и всем показывать? Как слона из басни?
— А что? Может, и придется. Но давай сначала поразмышляем о видимом и невидимом. Вот, скажем, электроток. Бежит он по оголенному проводу, а кто его видит? Никто. Как обнаружить его?
— Рукой схватить. Так обнаружишь...
— А что надо сделать, чтобы его увидеть?
— Подсоединить что-нибудь. На приборе стрелка отклонится, мотор заработает, лампочка загорится.
— Вот-вот, именно лампочка. То есть мы увидим не сам электрический ток, а свет от накаленной им спирали, но это уже ближе. Ты понимаешь, к чему я клоню? Для того чтобы увидеть птицу, тоже нужна лампочка. У кого-то она есть, а у кого-то нет. А что она собой представляет, я не знаю.
— Ясно. У тебя с Игорем лампочки в мозгах вкручены, а у меня с Лидой — перегорели или вовсе не было. Дай взаймы, что ли...
— А может, у тебя врожденный дефект, вроде дальтонизма? И знаешь что?..
Зазвонил телефон. Вызывали Женю.
