смеялась.
На четвертый день билеты были закомпостированы. Поезд долго тянулся по казахским степям. На полустанках люди покупали сушеные дыни. Где-то впереди был разрушенный город, одни названия улиц которого вызывали спазмы — сладкие спазмы счастья, ушедшего детства.
В черном, ставшем от старости серым, папином портфеле тихо и напряженно лежали треугольники Сашиных писем.
16. ПИСЬМО САШИ КУНИЦЫНА
4 НОЯБРЯ 1942 ГОДА
«Добрый день, дорогие беженцы!
Сержусь на вас: вы до сих пор не выполнили мою просьбу и не сфотографировались.
На всякий случай даю содержание пока что „сказочной“ посылки: 1. Бритва с помазком и зеркальцем. 2. Две иголки с нитками. 3. Ложка алюминиевая. 4. Ну, еды — на вашу совесть. (Можно сухари, урюк).
Дорогой Андрюша: пиши мне о своих играх и товарищах, а я буду писать тебе о своих.
С красноармейским приветом, Саша.
Чуть не забыл: письма мне можно писать без марок, с надписью „воинское“.
Держите ли вы связь с семьей Тодоровых? Помните, они провожали своего сына Игоря? Я с ним попал в одну роту. Он парень ничего, только избалован и иногда падает духом».
17. КАРЬЕРА АНДРЕЯ КУНИЦЫНА
В школу я пошел еще в эвакуации. Отвела меня сестра, которая немало настрадалась в тот далекий сентябрьский день.
Распределение в 1-й «А» мне показалось обидным, ибо 1-й «Б» и, тем более, 1-й «В», по-моему разумению, были классами для более подготовленных детей. Я отказался приступить к занятиям из престижных соображений, однако мир взрослых людей — уже не в первый раз — оказался сильнее меня. Увы, все взрослые состоят в заговоре, и детям очень редко удается прорвать этот заколдованный круг.
Однако судьба с лихвой окупила мое унижение. Всего через две недели меня перевели из 1-го «А» — и не в 1-й «Б», и даже не в 1-й «В», а сразу во второй!.. Еще бы! Я к этому времени издавал собственный общественно-политический еженедельник, а нарисовать карту военных действий в Северной Африке так подробно, как это делал я, боюсь, не сумел бы даже директор школы товарищ Рахматуллаев.
Во второй класс я вошел с высоко поднятой головой. Объясняется это, отчасти, и тем, что мне было только семь лет, и лишь задрав голову, я мог увидеть длинных, взрослых и даже, как мне в отдельных случаях казалось, престарелых второклассников.
На второй день я уже был влюблен и вскоре сделал признание (забегая вперед, скажу: оно не было последним в моей жизни).
18. ПИСЬМО САШИ КУНИЦЫНА
20 НОЯБРЯ 1942 ГОДА
«Здравствуйте, дорогие мои папа, мама, сестрица и братик!
Только что Игорь Тодоров получил письмо, в котором его родители пишут, будто вы от меня давно не получали известий. Меня это очень огорчило и обеспокоило: ведь я пишу довольно часто.
Я жив, здоров, нахожусь сейчас на училищном хозяйстве, у самой границы. Уже две недели мы на сенокосе. Сказать по правде, уже немного надоело, хочется скорее вернуться к занятиям.
Афганская граница настолько близка, что можно наблюдать жизнь афганцев... Здесь очень богат животный мир: ведь кругом, куда глаза глядят, тянутся дикие леса и горы. Шакалы у нас считаются почти домашними животными, они нам надоели.
На днях произошел забавный случай. Неожиданно в лагере объявили тревогу, и все мы увидели бегущих с афганской стороны не то людей, не то животных. Оказалось, границу перешло громадное стадо диких кабанов. Лучшие снайперы поскакали вдогонку, но охота не удалась, опоздали.
Вот и все новости. Андрюша, почему не пишешь? Сегодня узнал радостную весть о нашем контрнаступлении, представляю, с каким нетерпением вы ждете утренних сводок.
Как-то вечером, перед сном, вспомнился Гурзуф, чеховская бухта, мои „одуванчики“... Кажется, все это было тысячу лет назад и, вообще, не со мной, а с кем-то другим.
Целую всех, Саша.
P. S. Уважаемая моя сестрица! Если встретишь сестру Игоря Тодорова — Лену, передай ей мой курсантский привет».
19.АНДРЕЙ КУНИЦЫН — ФИЛАНТРОП
В ноябре произошел случай, сыгравший в моей жизни заметную роль. Кто-то разбил школьное окно. Учительница Агата Петровна, плача, сообщила, что если злоумышленник не сознается, то ей придется заплатить за стекло из собственного кармана.
Слова «из собственного кармана» мне показались особенно жуткими, и, раскрасневшись от гордости, а также от презрения к трусу, который гадко притаился где-то рядом, я поднялся и тихо сказал: «Окно, Агата Петровна, разбил я...»
Дальше все было не так, как должно быть. Агата Петровна от удивления перестала плакать, даже посмеялась и сказала: «Ну, ну, фантазер, только не выдумывай... Да кто тебе поверит?»
Мне не поверил никто, а девочка, в которую я был влюблен, на переменке смеялась: «Фантазер!..». При этом ее подружки противно хихикали.
Что же я вынес из этого испытания? Может быть, кому-то покажется странным, но уже тогда, опозоренный учительницей, ради которой я жертвовал своей честью, осмеянный восьмилетней особой, ради которой готов был пожертвовать не только честью, но и самой жизнью — уже тогда я понял, что благородный поступок приносит сладкое ощущение радости прежде всего тому, кто его совершает, а уж остальное, то есть, оценен ли он этот поступок, или осмеян — дело второе.
Это был один из важнейших уроков, выученных мною в начальной школе.
20. ПИСЬМО САШИ КУНИЦЫНА
26 МАРТА 1943 ГОДА
«Здравствуйте, мои дорогие, далекие, родные! Сегодня, наконец, дневальный передал мне письмо. Сколько радости мне от ваших писем!
Дорогая мама, напрасно ты думаешь, что я останусь таким же нелюдимым, как раньше. Если я грущу, то потому, что скучаю за вами, очень скучаю. Я бы все отдал, чтобы увидеть еще раз тебя, папу, Любу, Андрюшку!
Занятость моя все больше увеличивается; сейчас меня уже трижды прерывали: то закончился мертвый час и надо мигом одеться, то чистка оружия и т. д. Кроме того, сейчас проходят месячные зачеты.
